побывал в немилости? Когда моему дяде кардиналу Мазарини пришлось бежать из Франции, сестры и я ходили в драных юбках, а люди на улице забрасывали нашу карету камнями и обзывали нас «шлюхами Манчини». А вот сейчас, когда бедняга кардинал умирает, они, наверно, жалеют его больше, чем я. Видите, как изменчива фортуна… Но разве это ваш мавр, дорогая? Тогда он показался мне более привлекательным. Толще и чернее.
– Это потому, что он замерз и голоден, – поспешила объяснить Анжелика. – Но поверьте мне, как только он поест, он сразу же снова станет черным как уголь.
Красавица сделала кислую мину. Куасси-Ба с кошачьей ловкостью вскочил.
– Я еще сильный! Смотри!
Он рванул старую ливрею, обнажив грудь, покрытую причудливой выпуклой татуировкой, расправил плечи, напряг мускулы, как ярмарочный боец, и вытянул вперед чуть согнутые руки. Его темная кожа отливала синевой.
Выпрямившись, он замер и сразу показался выше. Хотя он стоял не двигаясь, само присутствие этого мавра создавало в маленькой комнатке какую-то необычную атмосферу. Бледные лучи солнца, пробиваясь сквозь витражи, словно позолотили кожу этого отторгнутого от родины сына Африки.
Куасси-Ба опустил ресницы, так что почти исчезли белоснежные белки его глаз, и из-под своих удлиненных египетских век посмотрел на герцогиню де Суассон. Его толстые губы медленно растянулись в вызывающей и нежной улыбке.
Анжелика никогда не видела Куасси-Ба таким красивым, и никогда, да, никогда не видела его таким… страшным.
Словно хищный зверь, он приглядывался к своей добыче. Он инстинктивно понял, чего жаждет от него эта белая женщина, ищущая новых удовольствий.
Его взгляд, казалось, совсем заворожил Олимпию де Суассон. В темных глазах ее горел огонь. Грудь прерывисто вздымалась, а приоткрытый рот с таким бесстыдством выдавал ее желание, что даже служанка при всей своей наглости опустила вдруг взгляд, а Анжелике захотелось убежать, хлопнув дверью.
Но герцогиня взяла себя в руки. Раскрыв веер, она обмахнулась им.
– Сколько… Сколько вы за него хотите?
– Две тысячи пятьсот ливров.
У служанки заблестели глаза.
Олимпия де Суассон чуть не подскочила, окончательно вернувшись на землю.
– Вы сошли с ума!
– Или две с половиной тысячи, или я оставляю его себе, – холодно заявила Анжелика.
– Но, дорогая моя…
– О, госпожа, какая у него шелковистая кожа! – воскликнула Бертиль, робко проведя пальцем по плечу Куасси-Ба. – Вот никогда бы не подумала, что у мужчины может быть такая нежная кожа! Словно лепесток засушенного цветка!
Герцогиня тоже провела пальцем по гладкой и упругой коже мавра. По телу ее пробежала сладостная дрожь. Набравшись смелости, она потрогала татуировку на его груди и рассмеялась.
– Ну что ж, решено, я его покупаю. Это безумие, но я чувствую, что не могу себе отказать. Бертиль, скажи Ла Жасенту, чтобы принес мою шкатулку.
Лакей, словно ему уже дали знать, тотчас вошел, неся шкатулку из тисненой кожи.
Пока лакей, которому, видимо, было не впервой устраивать тайные дела своей хозяйки, отсчитывал деньги, служанка, выполняя распоряжение герцогини, знаком приказала Куасси-Ба следовать за собой.
– До свидания, каспаша, до свидания, – сказал мавр, подойдя к Анжелике, – а моему маленькому хозяину Флоримону ты скажи…
– Хорошо, иди… – сухо прервала она его.
Но ее в самое сердце поразил взгляд, который бросил на нее мавр, перед тем как выйти из комнаты, – взгляд побитой собаки…
Она торопливо пересчитала деньги и ссыпала их в кошелек. Теперь ей хотелось только одного: поскорее уйти отсюда.
– О, дорогая моя, все это очень тяжело, я понимаю, – вздохнула герцогиня де Суассон, с сияющим лицом обмахиваясь веером. – Но не отчаивайтесь, колесо фортуны беспрестанно вертится. Да, случается, что люди попадают в Бастилию, но ведь и оттуда выходят. Вы знаете, что Пегилен де Лозен вновь в милости у короля?
– Пегилен! – Анжелика просияла от этого известия. – О, как я рада! Что же произошло?
– Его величеству нравятся дерзкие выходки этого смелого дворянина. Он воспользовался первым же предлогом и вернул его. Говорят, Лозен попал в Бастилию из-за того, что дрался на шпагах с Филиппом Орлеанским. А некоторые даже утверждают, будто они схватились из-за вас.
Анжелику мороз пробрал по коже при воспоминании о том ужасном вечере. Она снова с жаром попросила герцогиню де Суассон никому не рассказывать о ней, не раскрывать ее убежища. Герцогиня де Суассон, которая по своему богатому опыту знала, что людьми, попавшими в опалу, не стоит пренебрегать, пока сам король не решит окончательно их судьбу, поцеловала на прощанье Анжелику и обещала выполнить ее просьбу.
Глава 41
Продажа Куасси-Ба немного отвлекла Анжелику от мыслей о делах мужа. Теперь, когда его судьба зависела не только от ее усилий, она поддалась какому-то фатализму, что в ее состоянии, впрочем, было вполне объяснимо. Несмотря на все ее опасения, беременность протекала нормально. Ребенок, которого она
