Сегье.
– Так что же будет? – с тревогой спросила Анжелика.
– Думаю, что король по своему обыкновению пренебрежет законом, и графа де Пейрака все же будет судить королевский суд, и если это потребуется, то «как бессловесного».
– Что это значит?
Адвокат объяснил: это означает, что его будут судить как находящегося в отсутствии, заочно, а это ухудшит дело, потому что если в Англии, например, прокурор обязан в письменном виде привести доказательства вины арестованного, в противном случае тот должен быть освобожден в течение двадцати четырех часов, то во Франции подсудимый априори рассматривается как виновный.
– А прокурор уже назначен?
– Их два. Один из них – главный королевский прокурор Дени Талон. А другой, как я предвидел, ваш зять Фалло де Сансе. Правда, сославшись на родство с вами, он сделал было вид, будто отказывается от этого назначения, но его уговорили – либо Талон, либо кто-то еще, во всяком случае, теперь в кулуарах Дворца правосудия говорят, что он поступил весьма предусмотрительно, пожертвовав своим семейным долгом ради верности королю, которому обязан всем.
Анжелика промолчала, но лицо ее перекосилось от ярости. Она сдержала себя, ожидая продолжения.
– Назначен также некий Массно, президент тулузского парламента.
– Ну, этот наверняка постарается выполнить любой приказ короля и, главное, отомстить дерзкому аристократу…
– Не знаю, сударыня, возможно и так; ведь кандидатура Массно выдвинута самим королем. Между прочим, мне рассказали, что Массно якобы беседовал по поводу вашего мужа с герцогиней де Монпансье и, судя по этому разговору, Массно относится к графу де Пейраку отнюдь не враждебно и весьма сожалеет о своем назначении.
Анжелика пыталась что-то вспомнить.
– Да, правда, герцогиня де Монпансье и мне говорила что-то в этом роде. Но, поразмыслив, я все-таки пришла к выводу, что едва ли можно рассчитывать на его благосклонность, так как – увы! – я сама слышала, как он и мой муж осыпали друг друга бранью.
– Видимо, это и побудило короля назвать его имя. Ведь король лично назначил только двоих – королевского прокурора Талона и Массно, остальных выбирали Сегье или же сам Талон.
– А кто будет еще?
– Еще будет председатель суда. Мне называли Месмона, но, по-моему, вряд ли. Он такой старый, уже на ладан дышит. Не представляю себе, как он сможет вести процесс, который обещает быть весьма бурным. А может, Месмона именно потому и выбрали, что он совсем немощен, так как вообще-то у него репутация человека честного и совестливого. Если только у него хватит на этот процесс сил, то он – один из тех, кого мы можем надеяться склонить на свою сторону.
Помолчав, Дегре продолжал:
– Будет еще Бурье, секретарь Королевского совета – этот среди судейских слывет прирожденным фальсификатором, – а также некий законник Дельма, личность весьма темная. Его назначили скорее всего потому, что он – дядя Кольбера, а Кольбер – доверенное лицо Мазарини. А может быть, тут сыграло роль то, что он гугенот, а король хочет придать суду видимость объективности, показать, что во Франции гражданское правосудие отправляют и представители протестантской религии…
– Думаю, этот гугенот будет очень удивлен, что его заставят судить человека, которого обвиняют в колдовстве, в сговоре с дьяволом и в том, что он одержим бесом, – сказала Анжелика. – Но нам, пожалуй, будет на руку, если хоть один из судей окажется человеком здравомыслящим, свободным от предрассудков.
– Безусловно, – согласился адвокат, озабоченно покачивая головой. – Кстати, по поводу сговора с дьяволом и одержимости бесом… скажите, не знаете ли вы монаха по имени Конан Беше и монахини, которая в миру носила имя Карменсита де Мерекур?
– Еще бы не знать! – воскликнула Анжелика. – Монах Беше – полусумасшедший алхимик, который поклялся выведать у моего мужа секрет философского камня. А Карменсита де Мерекур – это женщина бешеного темперамента, бывшая… любовница Жоффрея, которая никак не может простить ему, что он ею пренебрег. Но какое отношение имеют они к этому процессу?
– Говорят, будто бы под руководством Беше над подсудимым была проведена процедура изгнания беса и в ней принимала участие эта дама. Все это очень туманно. Протокол процедуры совсем недавно был приобщен к делу, и ему кажется, придают особо важное значение.
– Вы его читали?
– Я не читал ни единой бумаги из пухлого дела, которое так рьяно подбирает советник Бурье. А он, по моему мнению, такой человек, что не постесняется призвать на помощь свой талант подделывать документы.
– Но теперь, поскольку процесс – дело решенное, вы, адвокат обвиняемого, имеете право подробно ознакомиться со всеми обвинительными актами?
– Увы, нет! Мне уже не один раз заявляли, что вашему мужу будет отказано в адвокате. Так вот, сейчас я занят главным образом тем, что добиваюсь, чтобы этот отказ был выражен в письменной форме.
– Да вы сошли с ума!
– О нет, нисколько! По юридическим законам отказать в адвокате можно только подсудимому, обвиненному в оскорблении его величества. Ну а так как в данном случае такое обвинение предъявить трудно, то, получив письменный отказ, я тем самым получу доказательство нарушения судебной процедуры, и это сразу же укрепит мои позиции. Именно таким довольно сложным маневром я надеюсь добиться того, чтобы меня назначили защитником.
Когда через день Дегре снова пришел к Анжелике, его лицо впервые выражало удовлетворение, и у
