– Дочь моя, я содрогаюсь, слушая вас.
И аббат задумчиво добавил:
– Неисповедима душа человеческая!
В это время распахнулась дверь, в комнату ворвался шум площади и неторопливым, тяжелым шагом вошел широкоплечий гигант. Он буркнул что-то вместо приветствия, оглядел присутствующих властным взглядом человека, который всегда и во всем прав. Его толстое рябое лицо с крупными чертами было невозмутимо. Оно не казалось злым, но лишь холодным и суровым, словно каменная маска. Это было лицо человека, который при определенных обстоятельствах не должен ни смеяться, ни плакать, лицо могильщика, или… короля, подумала Анжелика, найдя вдруг, что вошедший, несмотря на грубую куртку ремесленника, похож на Людовика XIV.
Это и был палач.
Анжелика встала, священник тоже поднялся и молча протянул палачу письмо начальника полиции.
Мэтр Обен подошел к свече, чтобы прочитать его.
– Ладно, – сказал он. – Завтра на рассвете я отведу вас туда.
– А не могу ли я пойти туда уже сегодня вечером?
– Это невозможно. Все заперто. Я один могу провести вас к смертнику, а мне, честно говоря, господин кюре, уже давно пора перекусить. Другим ремесленникам запрещено работать по вечерам, а вот для меня нет отдыха ни днем, ни ночью. Уж если этим господам, что выносят смертные приговоры, приспичит, чтобы их подопечный признался, они совсем впадают в раж и готовы чуть ли не заночевать в тюрьме! Сегодня все пошло в ход: и вода, и испанские сапоги, и дыба.
Священник молитвенно сложил ладони.
– Несчастный! Один в темной камере после таких пыток, в ожидании смерти! Боже, помоги ему!
Палач бросил на него подозрительный взгляд.
– Но вы хотя бы не собираетесь причинить мне неприятности? Хватит с меня этого монаха Беше, он прямо-таки прилип ко мне, все ему кажется, будто я что-то недоделал. Клянусь святым Козьмой и святым Элуа, скорее этот монах одержим дьяволом!
Говоря это, мэтр Обен освобождал глубокие карманы своей куртки. Он бросил на стол несколько мелких вещиц, и девочки вдруг громко вскрикнули от восторга. Но в ту же минуту раздался крик ужаса.
Анжелика расширенными глазами смотрела на лежавшую среди золотых монет украшенную жемчугом коробочку, в которой Жоффрей обычно держал свои сигары. Не совладав с собой, Анжелика в одно мгновение схватила коробочку и прижала ее к груди.
Палач не рассердился, он только разжал ее пальцы и отобрал коробочку.
– Полегче, девочка, все, что я нахожу в карманах тех, кого пытаю, по праву принадлежит мне.
– Вы – грабитель! – задыхаясь, крикнула Анжелика. – Мерзкий вор, мародер!
Палач медленно достал с полочки над дверью резной серебряный ларец и молча сложил в него свою добычу. Его жена, продолжая прясть, покачала головой. Глядя на аббата, она тихо сказала, как бы извиняясь за Анжелику:
– Знаете, все они говорят одно и то же. На них нельзя обижаться. Хотя эта-то должна была бы понять, что с сожженного нам мало что достанется. Здесь уж ничего не заработаешь, а вот когда вешают, то мы продаем жир аптекарям, а кости…
– О, сжальтесь, дочь моя, – прервал ее священник, закрывая ладонями уши.
Он смотрел на Анжелику с состраданием и сочувствием. Но она этого не замечала. Ее била дрожь, она кусала себе губы. Боже, ведь она обругала палача! Теперь он ни за что не выполнит ее ужасную просьбу, ради которой она пришла к нему.
Мэтр Обен все тем же тяжелым шагом вразвалку обошел вокруг стола и приблизился к ней. Заткнув большие пальцы за свой широкий пояс, он спокойным взглядом уставился на Анжелику.
– Ну, а чем я могу служить вам, кроме этого?
Она дрожала, не в силах вымолвить ни слова, и молча протянула ему свой кошелек. Он взял его, прикинул на руке и снова перевел свой ничего не выражающий взгляд на Анжелику.
– Вы хотите, чтобы его задушили?
Она кивнула.
Палач раскрыл кошелек, высыпал несколько экю себе на ладонь и сказал:
– Ладно, будет сделано.
Но, поймав испуганный взгляд молодого аббата, который все слышал, нахмурился.
– Вы никому не расскажете, кюре? Вы ведь понимаете, я здорово рискую. Если что заметят, у меня будет куча неприятностей. Здесь надо действовать в последнюю минуту, когда дым хоть немного скроет столб от зрителей. Я просто хочу оказать услугу, вы же понимаете…
– Да… Я никому ничего не скажу, – с усилием выдавил из себя аббат. – Я… можете на меня положиться.
– Я внушаю вам страх, да? – спросил палач. – Вы впервые напутствуете приговоренного к смерти?
– Когда шла война, я, как посланец Миссии господина Венсана, часто в деревнях сопровождал несчастных до самого дерева, на котором их вешали. Но то была война, ужас и неистовство, вызванные войной… А сейчас, когда…
И кюре сокрушенно показал на светловолосых девочек, сидевших перед своими мисками.
