неизменную елейно-любезную улыбку.
Весьма церемонно он приветствовал Анжелику по-французски, спросил по-турецки у славянки и армянки, не желают ли они кофе, шербета, цукатов или печенья, чтобы скоротать время. Затем вступил в оживленный спор с маркизом.
– Зачем ей поднимать волосы? – возмущался маркиз д'Эскренвиль. – Вы увидите, это настоящее золотое покрывало.
– Позвольте действовать мне, – говорил Эривян, полузакрыв глаза. – Не надо сразу открывать все прелести.
Хлопнув в ладоши, он вызвал двух прислужниц. Они заплели волосы Анжелики и тяжелым шиньоном закрепили их на затылке при помощи булавок с жемчужными головками. Затем они вновь завернули ее в многочисленные покрывала.
Анжелика не сопротивлялась, застыв в оцепенении. Все ее внимание сосредоточилось на мальтийских рыцарях, о которых поведал Роша. Через щелочку в занавеске она тщетно пыталась среди кафтанов и камзолов отыскать строгие черные мантии с белым крестом. От мысли, что Роша не сумел убедить этих осторожных коммерсантов, у нее на висках проступили капельки пота.
Торг начался. Сначала вывели мавра, большого знатока навигации. И тотчас воцарилась уважительная тишина при виде этой бронзовой статуи с тщательно умащенным, чтобы выявить узлы мышц, мощным телом.
Затем возникло некое замешательство, отвлекшее внимание присутствующих. Это вошли двое мальтийских рыцарей в широченных черных плащах. Проходя через зал, они раскланивались с влиятельными константинопольскими вельможами. У возвышения один из них сказал Эривяну несколько слов, и тот пропустил их к Анжелике. Полная надежд, она выпрямилась. Оба кавалера поклонились ей, положив руки на рукояти шпаг. Один из них был испанцем, другой – французом, оба – отпрыски знатных семейств, поскольку надо было засвидетельствовать по крайней мере восемь поколений благородных предков, чтобы получить титул рыцаря в самом могущественном ордене христианского мира. Суровости их одеяний не чужда была известная роскошь: под плащами они носили короткую сутану, также помеченную белым крестом, и под вей – камзол. Но манжеты и галстуки были из венецианского кружева, на шелковые чулки с серебряной стрелкой были надеты туфли с серебряными пуговицами.
– Вы ли та благородная французская дама, о которой нам говорил господин Роша? – осведомился старший из них, в белом парике, что сделал бы честь версальским парикмахерам. Он представился:
– Я – байи де ла Марш из Оверни, а вот – дон Хозе де Альмада из Кастилии, комиссар Мальтийского ордена, занятый выкупом рабов. Именно в этом качестве он может интересоваться вами. Кажется, вас взял в плен маркиз д'Эскренвиль, этот зловонный гриф, когда вы отправлялись в Кандию с миссией от французского короля?
Анжелика мысленно благословила беднягу Роша, представившего вещи в таком свете. Он показал ей, каким путем следовать. Она поторопилась заговорить о короле, подчеркнув, что принята при дворе, упомянула о самых влиятельных связях – от Кольбера до госпожи де Монтеспан, – а также о герцоге де Вивонне, представившем адмиральскую галеру и королевский эскорт в ее распоряжение. Затем рассказала, как эскадра была рассеяна Рескатором…
– Ах, этот Рескатор!.. – возведя очи горе, с мученическим видом вздохнули рыцари.
Затем, продолжала Анжелика, она попыталась достигнуть Кандии на маленьком паруснике, который не преминул стать добычей другого пирата, маркиза д'Эскренвиля.
– Вот прискорбное следствие того беспорядка, что царит на Средиземном море с тех пор, как неверные поколебали христианскую строгость нравов, – молвил байи де ла Марш.
Они оба выслушали ее, покачивая головами, быстро уверившись в ее искренности. Имена, названные ею, производили немалое впечатление, а подробности о ее положении при французском дворе, которые она сообщила, не оставляли никаких сомнений.
– Это удручающая история, – мрачно признал испанец. – Перед французским королем и вами, сударыня, мы обязаны попытаться вызволить вас из этого затруднения. Увы, мы не хозяева в Кандии. Но собственники этого рынка оказывают нам некоторое предпочтение. Мы примем участие в торгах. Как комиссар ордена, ведающий выкупом рабов, я имею в здешних местах некоторые вклады и пользуюсь доверенностью коммерсантов.
– Эскренвиль весьма много просит, – заметил байи де ла Марш. – Не менее двенадцати тысяч пиастров.
– Я обещаю вам двойную сумму выкупа! – с живостью ответила Анжелика. – Если нужно, я продам свои земли, все должности и титулы, но вы не останетесь в накладе, даю слово. Святая церковь не раскается в том, что вырвала меня из тенет страшной судьбы. Подумайте, ведь если меня увезут в какой-нибудь турецкий сераль, никто, даже французский король, ничем не сможет мне помочь!
– Увы, это так! Но доверьтесь нам. Мы сделаем все от нас зависящее.
Однако же дон Хозе был явно озабочен.
– Надо ожидать больших торгов… Риом Мирза, друг великого султана, тоже объявил о своем участии. Султан повелел ему отыскать белую рабыню несравненной красоты. Кажется, он успел посетить рынки Палермо и даже Алжира, так и не получив желаемого. Он уже намеревался возвращаться ни с чем, когда услышал о француженке, плененной маркизом. Нет сомнения, что он вцепится в эту возможность, увидев, что госпожа дю Плесси являет собою идеал красоты.
– Поговаривают также о Шамиль-бее и богатом арабском ювелире Накер-Али как о возможных наших конкурентах.
Два рыцаря отошли на несколько шагов, чтобы обменяться быстрыми репликами, затем возвратились.
– Мы дойдем до восемнадцати тысяч пиастров, – сказал дон Хозе. – Это огромная сумма, и есть надежда, что самые цепкие наши конкуренты отступятся. Положитесь на нас, сударыня!
Упавшим голосом, хотя и с некоторым облегчением она поблагодарила их и со сжавшимся сердцем поглядела вслед удаляющимся фигурам в черных плащах с белым крестом. Были бы они такими щедрыми, если бы знали, что знатная дама, которую они желали спасти, навлекла на себя королевскую немилость?
