— Скажите, красавица, куда вы девали трупы?
— Трупы? — удивленно повторила Анжелика.
— Ну, не притворяйтесь невинной. Вы бы не волновались, если бы не знали, о чем пойдет речь. Конечно, неприятно вспоминать, что эти трупы пришлось увозить.., прятать.., не так ли?
Анжелика сохраняла все то же выражение вежливого недоумения.
Бомье начал злиться.
— Нечего терять время даром.., так или иначе вам придется признаться. Эти тела.., эти люди.., помните? На одном был ярко-синий сюртук. — Он ударил кулаком по столу. — Вы что, станете утверждать, что примерно месяц назад на улице к вам не подходил человек в ярко-синем сюртуке и не пытался ухаживать за вами?
— Простите, — она заставила себя растерянно улыбнуться, — я не понимаю, о чем вы говорите. Не сердитесь на меня…
Управляющий религиозными делами покраснел от злости, и губы его сложились в ехидную гримасу.
— Так вы не помните этих двух человек?.. А третьего апреля точнехонько в час пополудни.., вы шли из магазина Маниго к гавани… Эти люди пошли за вами, по улице Перш, потом по улице Сура… И вы так ничего и не помните?
Он то ли смеялся над ней, то ли пытался убедить отвечать. Она не знала, что он еще скажет, и потому осторожно проговорила:
— Возможно.
— Ну, сдвинулись с места, — протянул он удовлетворенно, опять откинулся в кресле, глядя на нее как на добычу, которой не ускользнуть. — Расскажите же мне все.
Анжелика поняла, что поддаться дьявольской самоуверенности допрашивавшего значило погибнуть. Если начать признаваться, она скоро совсем увязнет. И резко, почти с вульгарной интонацией спросила:
— Что вам рассказывать? Вы что, не понимаете, что ко мне часто подходят на улицах мужчины? Ла- Рошель приобретает все более дурную славу, что говорить. И у меня хватает забот, мне некогда запоминать всех, кто ко мне пристает, и запоминать, какие на них были сюртуки…
Бомье жестом прервал ее протест.
— Но этих, я уверен, вы хорошо запомнили. Ну-ка постарайтесь припомнить. Они шли за вами.., а потом?
— Ну, если вы так настаиваете, что они шли за мной, наверно, я прогнала их.
— И пошли дальше своей дорогой?
— А как же?
— Третьего апреля, вернувшись от Маниго, вы прямо пришли в дом мэтра Берна, на улице Под городскими стенами?..
Она почуяла ловушку и сделала вид, что задумалась.
— Вы говорите, третьего апреля?.. Возможно, я не сразу вернулась домой в тот день, а зашла еще на склады моего хозяина, как нередко бывало, когда надо было передать ему что-то от господина Маниго.
Этот ответ понравился Бомье, и он приоткрыл в улыбке свои желтые зубы.
— Хорошо, что вы вспомнили, где разгуливали в тот день. Если бы вы солгали, я убедился бы в вашей недобросовестности. Потому что, изволите видеть, это я послал тех кавалеров и велел им следовать за вами. Я следил за ними из окна кабачка в гавани, где я был, когда вы вышли из дома Маниго, я видел, как они стали волочиться за вами. Другой мой подручный поджидал вас возле дома мэтра Берна, на улице Под городскими стенами. С ним были два стрелка. Так вот, этот человек уверяет, что в течение всего дня вы не проходили мимо него, ни вы, ни ваши кавалеры, совместно с которыми он должен был действовать. А тех двоих.., никто их больше не видел.
— Ax! — произнесла Анжелика, словно не понимая трагической подоплеки этих слов, подчеркнутой сугубо мрачным тоном.
— Не играйте опять в невинность, — закричал он, стукнув снова кулаком по столу и скрипя зубами от ярости. — Вы прекрасно знаете, почему они не вернулись. Потому что их убили. И я знаю, кто это сделал. Раз у вас такая плохая память, я объясню вам, как это все произошло. Вы подошли к складам вашего, так сказать, хозяина, и мои люди, исполняя данное им поручение, — они очень охотно взялись за это поручение, признаюсь, — пытались добиться от вас некоторой любезности. Тут вмешался господин Берн со своими приказчиками, возникла драка. Двое моих подручных оказались в меньшинстве и погибли под ударами. Я хотел бы только узнать, куда вы дели их тела.
Анжелике удалось выслушать это, раскрывая все шире удивленные глаза. В одном пункте — что касалось приказчиков — версия Бомье хромала, значит, он не совсем был уверен в том, что говорил.
— Боже мой! — воскликнула она с преувеличенной наивностью. — Что вы говорите! Какой ужас! Я ушам своим не верю. Вы обвиняете моего хозяина в убийстве?
— Да, он убийца.
— Но это невозможно. Он очень благочестивый человек, он каждый день читает Библию.
— Это ничего не значит, даже напротив. Эти еретики на все способны. Поверьте мне, я это знаю, я получаю жалованье за это.
— Да он и мухи не обидит, — продолжала она настаивать. — Это человек тихий, кроткий, добрый.
— Вы, конечно, эти качества могли оценить, — криво усмехнулся допрашивающий. — Вам, красавица, это сподручнее.
— Но мой хозяин…
— Ваш хозяин! Ваш хозяин! Не очень-то он вам хозяин; гораздо вернее то, что вы его любовница.
Анжелика не сразу приняла возмущенный вид. У нее была в запасе еще карта, которую она придерживала с самого начала, кажется, последняя надежда. Грубость Бомье послужила удобным предлогом.
— Вам должно быть известно, — сказала она с достоинством, опуская глаза,
— что, несмотря на мое скромное положение, господин де Бардань оказал мне честь обратить на меня внимание. Не думаю, чтобы он одобрил сомнительные и оскорбительные обвинения, высказанные вами.
Эти слова не произвели ни малейшего впечатления на Бомье. Напротив, он хитро и притворно улыбнулся, а потом взял со стола гусиное перо и стал задумчиво вертеть его между пальцами. Этот жест наполнил Анжелику глухим ужасом, вызвав в ее памяти уже пережитые допросы, особенно когда ей пришлось отвечать знаменитому сыщику Франсуа Дегре. Он так играл пером, когда собирался отправить ее к позорному столбу. Анжелика не могла оторвать взгляда от машинальных движений большого пальца, потемневшего от табака.
— Так вот, — с наигранной любезностью заявил Бомье, — господин де Бардань больше не вернется в Ла-Рошель. Наверху считают, что он с недостаточным рвением исполнял данное ему поручение. — Он презрительно выпятил губы и продолжал:
— Требовались не обещания, а положительные данные. Однако при его слишком снисходительном управлении дерзость гугенотов только возрастала, и те немногие обращения, которых удалось добиться за это время, были всецело обязаны моему усердию, пока приходится признать, недостаточно оцененному.
Он вытянул вперед руки и вдруг проговорил фамильярно, почти добродушно:
— Итак, милочка, положение ясное. Господина де Барданя больше нет, некому вас защищать, и некому попадать к вам в сети. Теперь вам придется иметь дело только со мной. Ручаюсь, что.., да, да.., мы договоримся.
Губы Анжелики задрожали. Она не смогла справиться с разочарованием и растерянно пробормотала:
— Так он не вернется?..
— Нет, не вернется. Но довольно об этом. Если этот любовник мог предоставить вам, признаю, серьезные преимущества, то и мэтр Берн неплохое завоевание. Вы умно сделали, посадив на крючок этого богатого вдовца. Дело стоящее…
— Я не позволю вам так…
— А я не позволю вам больше смеяться надо мной, бесстыдная притворщица, — заорал Бомье, словно его охватил священный гнев. — Что? Вы не его любовница?.. А что вы делали в конторе мэтра Берна в тот
