не утратил своего прежнего мастерства и играл не просто умело, а удивительно легко, непринужденно, завораживая слушателей. Но рано или поздно всегда наступала минута, когда, увлеченный музыкой, он чувствовал, как его легкие наполняются воздухом и в нем на крыльях поэзии поднималось властное желание петь.
На этот раз он снова попытался. Но, услышав свой сорванный голос – хриплый, непослушный, ломающий мелодию – замолчал и тряхнул головой: «Какое ребячество!». Да, человек никогда не смирится с потерями. Чем дольше он живет, тем больше хочется ему все сохранить, все объять. Но разве закон жизни не гласит, что, обретая одно, теряешь другое? Можно ли познать радость любви, не пожертвовав свободой сердца?
Движимый внезапным предчувствием, он пересек каюту и распахнул дверь, ведущую на балкон.
Она стояла там, призрак другой, давно исчезнувшей женщины, и ее выступающее из ночной тьмы белое неподвижное лицо было очень похоже на то, которое он только что вспоминал – и в то же время было иным.
Его охватило глупое смущение при мысли о том, что она слышала, как он только что тщился петь. Он разозлился и оттого заговорил особенно нелюбезно.
– Что вы здесь делаете? Неужели вы не можете соблюдать установленный на судне порядок? Пассажирам разрешено выходить на палубу только в строго определенные часы. Одна вы позволяете себе расхаживать, когда заблагорассудится. По какому праву?
Ошеломленная этим выговором, Анжелика прикусила губы. Сейчас, подходя к апартаментам мужа, она была потрясена, услышав звуки гитары. Но ее привели сюда иные заботы.
Стараясь сохранить спокойствие, она сказала:
– У меня были серьезные основания нарушить судовой распорядок, сударь. Я хотела спросить вас об Абдулле, вашем слуге. Он у вас?
– Абдулла? А почему вы спрашиваете?
Он повернул голову, ища глазами силуэт мавра в джеллабе, но Абдуллы нигде не было видно.
Анжелика заметила его жест, полный удивления и досады, и с тревогой спросила:
– Так его здесь нет?
– Нет… Но в чем дело? Что случилось?
– Исчезла одна из девушек.., и я боюсь за нее.., из-за этого мавра.
Глава 21
Все началось с того, что к Анжелике подошли Северина и Рашель, старшая дочь адвоката Каррера.
– Госпожа Анжелика, пропала Бертиль.
Она не сразу поняла о чем речь. Рашель рассказала ей, что, когда им пришло время вернуться на орудийную палубу, Бертиль решила остаться наверху.
– Зачем?
– Ох, она как будто в уме тронулась, – ответила Рашель. – Говорила, что ей невмоготу толкаться внизу, в этом тесном хлеву, и хочется немного побыть одной. В Ла-Рошели у нее была своя собственная комната, так что вы понимаете… – заключила Рашель со смесью восхищения и зависти.
– Но с тех пор прошло уже больше двух часов, а она так и не вернулась, – подхватила встревоженная Северина. – А что, если ее смыло волной?
Анжелика встала и пошла искать госпожу Мерсело. Та сидела в своем углу вместе с двумя соседками и вязала. Гугенотские женщины уже обжили свои закутки на нижней палубе и взяли за обыкновение ходить друг к дружке в гости.
Госпожа Мерсело выслушала Анжелику с удивлением. Она думала, что Бертиль у подружки. Тут же все пассажиры были подняты на ноги и стало очевидно – девушки нигде нет.
Мэтр Мерсело в ярости кинулся на верхнюю палубу. В последние дни девчонка совсем от рук отбилась и стала позволять себе слишком много! Сейчас он ее проучит, чтоб поняла: дочь должна слушаться родителей на всех земных широтах и при любых обстоятельствах.
Однако скоро он вернулся очень встревоженный. Бертиль нигде не было. На этом проклятом корабле так темно, что хоть глаз выколи, сказал он, а матросы, к которым он обращался с вопросами, только тупо таращились на него
– сущие скоты!
– Госпожа Анжелика, не могли бы вы мне помочь? Вы знаете язык этих людей. Надо, чтоб они помогли искать ее. Может быть, Бертиль упала в какой-нибудь люк или сломала ногу.
– Море неспокойно, – сказал Каррер. – Девушку могло смыть за борт, как недавно смыло Онорину.
– О, Господи! – выдохнула госпожа Мерсело и рухнула на колени.
Всеобщее нервное возбуждение наконец прорвалось наружу. В свете ламп лица пассажиров выглядели мертвенно-бледными, осунувшимися. Шла уже третья неделя тяжелого плавания, моральный дух ослабел, и стоило чему-нибудь случиться с одним, как от внешнего спокойствия остальных не оставалось и следа.
У Анжелики не было ни малейшей охоты идти за Мерсело на верхнюю палубу. Бертиль, взбалмошная, как и все девушки ее возраста, наверняка сидит сейчас в каком-нибудь темном закутке и предается грезам, даже не догадываясь, что о ней беспокоятся. Что ж, в конце концов, ее желание побыть одной вполне объяснимо. Этого хотелось бы каждому. Но, смутно чувствуя за собой какую-то вину, Анжелика решила все же выйти наверх и попросила Абигель присмотреть за Онориной, пока ее не будет.
На палубе она присоединилась к Мерсело, Берну и Маниго. Трое гугенотов спорили с боцманом, который гневными жестами показывал им, что они должны немедля убраться восвояси. Не желая слушать никаких объяснений, он сделал знак матросам, и те схватили протестантов под мышки.
