– Не трогайте меня, бандиты, – взревел Маниго, – а то уложу вас всех на месте!
Он был вдвое сильнее смуглых мальтийцев, которым было приказано его урезонить, но у тех за поясами имелись ножи – и они не замедлили их выхватить. Неразбериху усугубляло еще и то, что вся эта сцена происходила при очень скудном освещении.
И снова, как уже бывало прежде, кровопролитие предотвратил миротворец Никола Перро. Анжелика объяснила ему, что случилось. Он перевел ее слова несговорчивому Эриксону, но тот продолжал твердить, что у него есть приказ: после наступления темноты на палубе не должно быть ни одного пассажира. Однако поняв, что одна из пассажирок исчезла, он озадаченно покачал головой.
Время от времени Мерсело кричал, сложив руки рупором: «Бертиль, где ты?» В ответ слышались только свист ветра и неумолчный скрип корабля, раскачивающегося на черных волнах.
Голос Мерсело то и дело прерывался.
В конце концов Эриксон разрешил отцу пропавшей девушки остаться на палубе. Остальные, сказал он, должны вернуться вниз. Они подчинились, после чего дверь на нижнюю палубу была тут же накрепко заперта.
Анжелика осталась с Никола Перро.
– Я боюсь, – призналась она ему вполголоса. – И сказать по правде, море пугает меня куда меньше, чем ваши матросы. А что, если кто-нибудь из них, увидев одинокую девушку, уволок ее куда-нибудь, чтобы над ней надругаться?
Канадец обратился по-английски к боцману. Тот что-то недовольно проворчал, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, затем удалился, бросив несколько слов через плечо.
– Он сказал, что сделает перекличку всего экипажа, от марсовых до тех, кто сейчас отдыхает в трюме. А мы тем временем обшарим палубу.
Никола Перро раздобыл три фонаря. Он, Анжелика и Мерсело осмотрели каждую бухту снастей, канадец не поленился заглянуть даже в спасательные лодки: шлюпку и каик.
Наконец все трое подошли ко входу в расположенный под ютом кубрик. Из-за двери раздался голос боцмана:
– Все матросы на месте. Отсутствующих нет.
Экипаж ужинал при тусклом свете масляных ламп. Наполняющий кубрик дым от матросских трубок был так густ, что хоть ножом режь. В нос ударял крепкий запах табака и алкоголя. Увидев обращенные в его сторону обветренные лица и горящие темные глаза, мэтр Мерсело ясно понял, что море – не единственная опасность, которая могла угрожать Бертиль.
– Вы думаете, кто-то из этих молодчиков мог покуситься на честь моей дочери? – шепотом спросил он Анжелику, побелев как полотно.
– Во всяком случае не те, что здесь.
Но воображение бумажного фабриканта уже разыгралось.
– Это еще ничего не доказывает. Совершив злодеяние, ее могли задушить и бросить в море.
На его висках выступил пот.
– Прошу вас, не тревожьтесь, – уговаривала его Анжелика. – Эриксон дает людей, чтобы обыскать корабль сверху донизу. – Не успела она произнести эти слова, как у нее мелькнула мысль о мавре Абдулле.
Уверенная в правильности своей догадки, она, не раздумывая, взбежала на ют.
На всегдашнем его посту – у двери хозяина – мавра не оказалось.
Анжелика застыла перед дверью капитанских апартаментов, моля про себя: «Господи, не дай этому случиться. Это было бы слишком ужасно для всех нас».
Из-за застекленной двери слышались звуки гитары. Потом дверь вдруг открылась – на пороге стоял Жоффрей де Пейрак, суровый и безжалостный.
Он повел себя так странно, что, говоря ему об Абдулле, Анжелика ожидала, что сейчас он опять вспылит.
Однако он, напротив, быстро обрел свое обычное самообладание. Мгновение – и перед Анжеликой снова стоял хладнокровный капитан, внимательный и бдительный.
Он взглянул на то место, где обыкновенно находился Абдулла. За те годы, что они плавали вместе, мавританский раб ни разу не оставил поста без приказа. Граф де Пейрак нахмурился:
– Черт возьми! Мне следовало за ним присматривать. Идемте!
Он зашел в каюту и взял потайной фонарь.
Жоффрей де Пейрак сошел на палубу, «главную улицу» «Голдсборо». Он сам отодвинул задвижки, запиравшие крышку люка, и начал спускаться по трапу, помогая себе только одной рукой, поскольку в другой держал фонарь. Анжелика была настолько взвинчена, что последовала за ним, не задумываясь и не замечая крутизны трапа. Вслед за ней спускался Никола Перро, а за ним с грехом пополам лез Мерсело.
Несчастный бумагопромышленник был вне себя от тревоги за дочь и даже не сознавал, что проделывает такие упражнения, от которых уже много лет как отвык.
Они спускались все ниже и ниже. Анжелика и представить себе не могла, что у кораблей могут быть такие глубокие трюмы. От резкого солоноватого запаха и сырости у нее перехватывало горло.
Наконец они остановились перед входом в узкий, темный коридор. Жоффрей де Пейрак прикрыл рукой стекло фонаря, чтобы притушить его свет – и тогда в дальнем конце прохода Анжелика различила другой свет, красноватый, словно он исходил из-за какой-то алой завесы.
