высокомерное длинное лицо, изрезанное у глаз и вокруг рта глубокими морщинами, внушало страх. Его грудь, бока, ключицы и плечи покрывала замысловатая татуировка.
Анжелика догадалась, что это и есть Сваниссит, сенека, великий вождь Союза ирокезских племен. Ирокезы сделали несколько шагов вперед и опустились прямо на песок на берегу реки, все, кроме Уттаке, который медленно направился к форту, где его ждали белые.
Остановившись перед де Пейраком и де Ломени, он протянул им на вытянутых руках что-то похожее на узкий шарф с бахромой, плотно расшитый мелким сиреневым жемчугом по белому фону.
Затем он опустил его на землю, неторопливо достал из-за пояса трубку из красного камня, украшенную черными перьями, и положил ее рядом с шарфом. Затем, отступив на два шага, скрестил на груди руки и, устремив свой взгляд куда-то поверх собравшейся толпы, застыл как изваяние.
И сразу все успокоились: даже гуроны, даже абенаки, даже Модрей, – он стоял, чуть заметно улыбаясь, и его белокурые волосы развевались на ветру.
Никола Перро приступил к своей обязанности переводчика. Он вел переговоры, строго следуя принятому у индейцев ритуалу. Торжественным тоном он переводил долгие периоды речи индейца, величественными жестами указывал на землю, на небо, на ирокезских вождей, на того или другого участника переговоров, терпеливо повторял вопросы и ответы. Анжелика была поражена, с какой ловкостью и изворотливостью индеец запутывал своего собеседника. Но провести Никола Перро было делом нелегким. Он знал все племена, живущие в районе Великих озер, все их диалекты, он бессчетное число раз выполнял роль толмача и посредника между ними во время их междоусобных войн и во время военных экспедиций французов. Кроме того, он целый год был пленником ирокезов. Он улавливал малейшие нюансы в речи Уттаке.
Вдруг в бесстрастно торжественном тоне могавка послышалась более живая интонация, которая тут же вызвала бурный взрыв веселья у Никола Перро.
– Он говорит, что никогда не пришел бы сюда, знай, что встретит меня, а предпочел бы сразу схватиться за томагавк.
Переговоры заканчивались. Уттаке спустился на берег реки к своим братьям, а европейцы вошли в форт, чтобы посовещаться. Солнце уже стояло высоко в небе, и, кроме всего, было самое время подкрепиться.
Анжелике показалось, что французские офицеры возвращаются в форт с довольно унылыми минами. Она подошла поздороваться с ними.
– Ну как идут переговоры? – спросила она у де Ломени. – Вы согласны с графом де Пейраком, что можно избежать сражения с ирокезами?
– Что вам сказать? С ирокезами всегда одно и то же, – ответил полковник.
– Будь они даже в десять раз слабее противника, они считают, что оказывают ему величайшую милость, договариваясь с ним о мире, они считают, что мы должны пойти им на всяческие уступки. Сейчас они уже отказываются дать обещание не трогать другие племена, возвращаясь в свою долину. Если мы на это согласимся, то все будут считать, что мы потерпели поражение, а ирокезы будут кичиться и высмеивать нас.
– Что мы с ними церемонимся! Пока они здесь, совсем рядом, уничтожим их!
– с жаром воскликнул молодой Модрей.
Пон-Бриан молчал. Он смотрел на Анжелику, не в силах отвести от нее глаз.
Молчал и Жоффрей де Пейрак, он переводил свой взгляд с одного лица на другое и не мог уловить, что думают канадцы. Де Ломени вдруг обратился к нему:
– А что скажете вы, мессир граф? Вы же боитесь ловушки со стороны ирокезов? Что если их уверения в желании союзничать с нами окажутся лживыми?.. И стоит только нам уйти отсюда, как они нападут на ваш форт и разграбят его. Что же касается вас и ваших…
– Я иду на этот риск.
– Мы не знаем точно, сколько их… Ясно только одно: им не одолеть нас, пока мы вместе. Но когда вы останетесь только со своим отрядом…
– Пусть моя судьба не беспокоит вас, – ответил ему де Пейрак, и чуть заметная ирония мелькнула в его глазах. – Допустим, что я делаю неудачную ставку, веря в честные намерения индейцев… Что ж, пусть заранее торжествуют те, кто еще вчера хотел моей гибели! Сейчас мне кажется важнее другое. Надо думать о том, чтобы снова не вспыхнула вражда между Новой Францией и Союзом пяти племен. Вы решитесь взять на себя ответственность за действия, которые смогут привести к новым кровопролитиям?
– О! Посмотрите-ка, кто к нам пришел! – удивленно воскликнул Фальер.
В дверях стоял вождь могавков. Было ясно, что он вернулся сюда не для того, чтобы еще до конца переговоров ответить согласием на все условия белых.
– Ты забыл нам сообщить что-то важное? – спросил его Перро.
– Ты угадал, – ответил Уттаке. – Мой брат Сваниссит поручил мне передать тебе, что в лесу, неподалеку отсюда, у наших воинов находится ребенок белой расы. Это сын твоей сестры, твой родной племянник, – сказал он, обращаясь к Л'Обиньеру. – Наш великий вождь готов вернуть вам ребенка, если французы и их союзники разрешат нам вернуться в Священную долину, не чиня нам препятствий.
От неожиданности у всех даже вытянулись липа.
– Маленький Марселен, мой племянник! – вскричал Л'Обиньер. – Значит, он жив?
– Подлец! – прошипел Модрей. – Почувствовал, дело плохо! Вот и бросил свой последний козырь.
Глядя на полковника де Ломени, Л'Обиньер умоляющим голосом проговорил:
– Мессир граф, мы должны сделать все, чтобы спасти этого ребенка! Вырвать его из рук дикарей, которые воспитают его в ненависти к предкам и к нашему Богу!..
