– Тот крик в ночи… это были вы…
– Как могла я выдержать такое зрелище и не умереть от горя… Вы были там, около нее, счастливая… живая и счастливая… а ведь она должна была умереть… сто раз умереть…
Анжелика шагнула к герцогине. Казалось, сердце не выдержит переполнившего ее гнева.
– Вы пытались отравить ее? – сказала она вполголоса сквозь сжатые зубы. – …Вы даже подготовили ее гибель при родах… Когда вы поняли, что их время приближается, что они должны произойти той ночью, вы пришли ко мне, чтобы подсыпать снотворное в мой кофе… Его выпила мадам Каррер… случайно… Иначе я проспала бы всю ночь, а вы прекрасно знали, что без моей помощи Абигель могла бы умереть… вы допьяна напоили старую индианку, чтобы она не смогла позаботиться о роженице… Затем вы подлили отраву в приготовленный мной настой… Вы слышали, как я рекомендовала Абигель принимать его несколько раз в день… Вы пришли после обеда вместе с другими посетителями, чтобы исполнить ваш гнусный замысел… По счастью, Лорье закрыл своей корзинкой сосуд, Северина о нем забыла, а вечером я выплеснула микстуру в окно… Ее попробовал поросенок Бертильи и тут же подох…
Анжелика была настолько потрясена, что у нее не хватало слов.
– Вы хотели, чтобы я своими руками убила Абигель!..
– Вы любили ее, – повторила Амбруазина, – и не любили меня… Вас влекло ко многим, но только не ко мне; Абигель, дети, ваш котенок.
– Мой котенок… Так это вы… Вы били и мучили его… О, теперь я понимаю… Это вас он заметил в темноте, и от ужаса у него шерсть встала дыбом.
Анжелика нагнулась к Амбруазине, и глаза ее гневно блеснули:
– Вы хотели и его загубить… Но он вовремя вырвался… из ваших когтей…
– Вы сами в этом виноваты… – герцогиня попыталась прикинуться невинной девочкой. – …Вы делали все возможное, чтобы так и случилось… Вот если б вы меня любили…
– Ну как вы можете желать, чтобы вас хоть чуть-чуть любили, – воскликнула Анжелика, вне себя от гнева схватив герцогиню за волосы, и грубо тряхнув ее. – Ведь вы чудовище!..
Ее охватила такая ярость, что она, казалось, могла бы оторвать голову ненавистной герцогине. И вдруг, взглянув в лицо Амбруазине, она заметила по его выражению, что насилие доставляет той лишь удовольствие.
Анжелика резко оттолкнула ее от себя, и герцогиня почти упала на глинобитный пол. Как и в ту ночь в Порт-Руаяле, когда она лежала обнаженная на своем алом плаще, лицо ее с полузакрытыми глазами было озарено светом какого-то странного наслаждения.
– Да, – пробормотала она, – убейте меня. Убейте меня, моя любимая…
Анжелика, расстроенная и растерянная, заметалась по комнате.
– Святой воды! Подайте мне святой воды! – крикнула она. – Ради Бога, святой воды! Я понимаю, что с такими исчадиями ада нужны и кропила, и заклинания…
При этих словах Амбруазина громко расхохоталась. Она смеялась до слез…
– Ах, вы самая удивительная женщина из тех, что мне приходилось встречать, – выпалила она наконец. – Самая дивная… самая неожиданная… Святой воды!.. Это замечательно!.. Вы поистине неотразимы, Анжелика, любовь моя!..
Выговорившись, она встала, посмотрела на себя в небольшое зеркало, стоявшее на столе, облизнула пальцы и поправила ими свои тонкие брови.
– …Да, это правда, я посмеялась с вами, как давно уже ни с кем не смеялась… Вам удалось меня развеселить… О, эти дни в Голдсборо… ваше общество, ваши смены настроения, полные фантазии… Любовь моя, мы созданы друг для друга.» Если б вы захотели…
– Довольно! – крикнула Анжелика и бросилась вон из дома.
Она бежала как безумная, спотыкаясь на каменистой дорожке.
– Что с вами, мадам? – бросились ей навстречу королевские невесты, перепуганные дикими криками, которые неслись из дома, где схватились две женщины.
– Где Пиксарет? – бросила им Анжелика, переводя чихание.
– Ваш дикарь?
– Да! Где он? Пиксарет! Пиксарет!
– Здесь я, моя пленница, – послышался голос Пиксарета, вынырнувшего невесть откуда. – Что ты хочешь?
Она взглянула на него растерянно, так как от волнения забыла, зачем его звала. А он смотрел на нее с высоты своего огромного роста, и на его лице цвета обожженной глины, словно кусочки агата, блестели живые черные глаза.
– Пойдем со мной в лес, – сказала она на языке абенаков, – побродим лесными тропами… Там, в святилище Великого Духа… затихают все боли…
Индеец, а за ним и Анжелика вышли из селения и быстро зашагали к опушке леса. Они вошли в лес и двинулись Между сосен и елей, покрытых из-за долгой засухи серой пылью. Деревья и кусты подлеска, местами уже тронутые увяданием, радовали глаз красноватыми тонами листвы; иногда Анжелике и Пиксарету приходилось пересекать целые поляны, покрытые кустиками черники и брусники, ягоды которых превращали землю в роскошные ковры, тянущиеся вдоль всего побережья.
Затем они вступили в темную глубь леса. Пиксарет шел быстро, но Анжелика легко поспевала за ним, подталкиваемая смутной опасностью, какую таила в себе остановка. Она знала, что тогда на нее снова накатила бы горячая волна, которая сжимала ее сердце, затрудняла дыхание и грозила гибелью.
Выйдя на поляну, за которой между золотистыми стволами сосен виднелось море, Пиксарет
