Она не услышала звонкий крик маленькой Эрмелины, когда та, увидев ее, выскользнула из рук Перрины и, как мышь, устремилась в соседние улочки. Ее мать и кормилица бросились за ней, надеясь поймать ее раньше, чем лодки на пристани поднимут паруса.
В порту уже заканчивались последние приготовления к путешествию. Самая большая лодка быстро заполнилась людьми, державшими реликвии; статуэтки и дарохранительницу.
Поскольку г-жа де Меркувиль и кормилица Перрина так и не вернулись с Эрмелиной, то двое других детей Меркувилей тоже сошли на берег и уступили свое место другим желающим.
— Скажи мне, — спросил молодой Гонфарель у Элуа Маколле, — о чем говорит этот дым, который зажгли колдуны на острове Орлеан?
В каждой руке он держал маленькую статуэтку. Покрыв их золотом, урсулинки красивыми росписями украсили платье каждой из них. Никто еще не видел таких изумительных статуэток. На огромной лодке подняли парус, ветер подул и погнал лодку вперед, вместе с поющими людьми, священниками и позолоченными реликвиями.
Только Маколле должен был отправиться на другой лодке, сопровождая погребальницу; сейчас он стоял и внимательно смотрел вдаль, пытаясь расшифровать знаки, посылаемые колдунами с острова Орлеан .
Вооруженные моряки подошли к лодке, И один из них сказал:
— Эй, Маколле! Дай руку, вместо того, чтобы любоваться пейзажем! Нашел время для мечтаний.
Но Элуа Маколле вовсе не мечтал. Он не сводил глаз с маленьких белых облачков, которые то тут, то там поднимались над островом. По мере того, как он расшифровывал послание, губы его шевелились.
— Что они говорят, Элуа? — Настаивал мальчик,
— Так и есть, — заметил один из моряков, — они сегодня слишком разговорчивы, эти жители острова. Но что они хотят, Элуа, ведь ты знаешь наизусть все их знаки?
— Они зовут на помощь! — ответил старик.
Анжелика вошла в дом с заднего хода и решила пройти через большую гостиную. Сюзанна уже была там, она натирала до блеска медные изделия и напевала.
Едва ответив на приветствие милой канадки, Анжелика быстро поднялась по лестнице и очутилась в своей комнате, как в убежище, где она наконец-то сможет осознать случившееся.
«Хороший урок для тебя! Хороший урок для тебя!»
Прислонившись к стене, она все повторяла эту фразу с горькой иронией.
Самым ужасным во всем этом она считала свою собственную глупость. Ее предали. Теперь она все потеряла.
Она обвела взглядом свою комнату и кровать, на которой она познала столько опьяняющих ночей с ним, и сердце ее поразила тоска и боль. Слепая ярость уступила место страданию. Схватив хрупкий сосуд, где они часто готовили себе превосходные напитки и утоляли жажду в минуты любви, она бросила его на пол и разбила вдребезги.
— Мадам, — крикнула снизу Сюзанна, — что случилось?
Анжелика взяла себя в руки.
— Ничего! — спокойно ответила она. — Просто разбилась одна вещь.
И, пытаясь сдержать свою ярость, она тихо притворила за собой дверь.
«Да, — подумала она, — просто разбилась одна вещь. Это разбилось мое сердце». Она прижалась лбом к стеклу. Прижав руки к губам, она постаралась сдержать крик, стон, который еще не перешел в рыдания. «Жоффрей и Сабина… Нет, это невозможно! Это не правда! Да нет же, правда! Это правда!»
Чудесное преображение Сабины говорило за то, что это правда. А в своем замке она хранила золотой кубок, подарок от него, который он преподнес ей просто так, без всяких причин. Без причин? Но теперь-то она знает эти причины. Когда же это произошло? Должно быть, во время ее пребывания на острове.
Этот кубок означал только одно: полное согласие между гасконцами, в этом можно было не сомневаться. Анжелике показалось, что она умирает.
Никогда! Никогда она не переживет этого; Жоффрей, склонившийся над Сабиной, его улыбка для другой женщины! Нет! Это невозможно! «О, Господи! Что со мной будет?»
На миг она вспомнила, что прошлой ночью была в объятиях Барданя, но ведь Бардань ничего не значил для нее. Это не имело никакого значения. Ничего бы и не произошло, если бы эти жалкие мокрицы не вывели ее из себя, задумав расправиться с ней.
А вот Жоффрей в своих поступках никогда не руководствовался случайностью.
Рыдание подступило к горлу, и она еще плотнее прижалась лицом к оконному стеклу.
«Я знала, я чувствовала, что случится что-то ужасное!»
Боясь потерять сознание, она отвернулась от окна, чтобы лечь на кровать.
Тут-то она и увидела Уттаке на пороге ее комнаты. Уттаке, ирокеза, предводителя Пяти Народов.
Это было всего лишь видение. Он тут же исчез.
Дверь была закрытой. Но она видела его как живого, его желтовато-коричневое лицо, его мощный торс, его грудь, разукрашенную боевыми цветами. Это был он.
«Уттаке! Это был Уттаке! Я видела его!»
Сердце ее забилось от нового страха. Почему вдруг она стала жертвой подобных галлюцинаций? События прошедшего дня, безусловно, повредили ее рассудок. Если только не…
Она вновь подошла к окну, вглядываясь в даль, где туман не поднимался к небу, а расстилался по земле и воде, становясь все гуще и гуще. Это был не туман, а клубы серого дыма, они внушали ей ужас, они скрывали в себе этот ужас.
Предчувствие парализовало ее, она еще не хотела поверить в это. Она различала вдали разбросанные языки пламени.
Горели селения на побережье Бопре.
Она поняла.
В то время, как армия поджидала их с юга, ирокезы наступали с севера. Видение Уттаке на пороге ее комнаты означало то, что он на подступах к городу.
Она бросилась вон из комнаты.
— Сюзанна! — закричала она. — Беги! Беги скорее! Беги к себе! Беги к матери и детям! Ирокезы! Ирокезы!
Сюзанна не произнесла ни слова и выбежала из дома.
Анжелика огляделась. Нужно что-то быстро придумать. Не раздаются ли еще победные крики ирокезов? Она вернулась в комнату и открыла сундук, стоявший около кровати. Она отбросила одежды и нашла пояс, который получила прошлой зимой. Она рассмотрела его: широкий и длинный, с бахромой из кожи, украшенный белыми и темно-голубыми камнями. Все говорили, что она обладает самым красивым доказательством мирного договора.
«Уттаке! Уттаке! Подари мне жизнь! Как я подарила тебе твою!»
Она сложила колье и взяла его с собой. В доме повисла тяжелая тишина, предвестник ужасной трагедии.
Она вышла в гостиную и открыла все двери. Детей, должно быть, отвела к урсулинкам, но где же Адемар и Иоланта? Быть может, внизу, доят коз? Она сняла со стены мушкет и спустилась в погреб в поисках слуг. Она обнаружила Адемара и Иоланту на куче сена; они достигли очередного перемирия. Увидев ее, они закричала от страха. Страх этот был тем более неуместен, поскольку Анжелика ужасно обрадовалась, что нашла их обоих.
— Быстро, быстро! — сказала она им. — Поднимайтесь. Ирокезы у города… Вам нужно заняться домом. Закройте все выходы. Не забудьте про чердак! Закройте ставни. Уберите лестницы. Ты, Иоланта, займешь пост у окна второго этажа, выходящего на улицу, чтобы подстраховать дом м-зель д'Уредан, если они войдут в город со стороны Клозери. А ты, Адемар, будешь следить из моего кабинета, если они спустятся с вершин Монтиньи…
— Да, ма… мадам, — ответил Адемар, застегивая свою униформу и стуча зубами от страха.
Выходя, она вспомнила о двух часовых, которые несли свою службу в маленьком форте, выстроенном на месте бывшего дома Банистера. Стоя на платформе, они обсуждали, что же могло произойти в доме, раз служанка г-жи де Пейрак выскочила из него как ошпаренная и припустила по полю быстрее, чем заяц
