— Нет! — повторила Анжелика, но уже не так уверенно. — Оставьте меня, я очень устала.
Она чувствовала, какие тяжелые у нее веки. Она страшно хотела спать.
— Больше вы ничего не сможете сделать! Вы и так сделали достаточно!
Конечно, с иронией призналась она самой себе, два дня она бегала без передышки, беседовала с самым диким из всех ирокезов, перевязывала раненых, плыла на лодке, хоронила мертвых, и все это в запале после ночи любви и мрачного воспоминания, что ее чуть было не лишили жизни: от всего этого можно устать. Ее голова упала, и своими волосами она коснулась личика Марсэлена, уснувшего у нее на руках. Закрыв глаза, она начала строить планы о том, как будет вести себя после прибытия в порт. Прежде всего она не станет прислушиваться к чьим-либо просьбам. Если на площади будет карета, она сядет в нее и попросит, чтобы ее отвезли домой.
В трактире она попросит Буавита, чтобы он принес ей своей грушевой настойки. Она выпьет ее с теплым молоком, а затем ляжет в кровать, плотно задернув занавески алькова.
А потом она будет спать, спать, спать…
Она услышала, как Сабина прошептала ей:
— Нужно, чтобы вы знали, Анжелика… И вы не должны сомневаться в этом… Для него существуете только вы, только вы!
— Найдите мне Элуа Маколле и по возможности сделайте так, чтобы никто не сообщил ему печальную новость до меня.
Смерть Сиприена Маколле, его сына, подтвердилась. Прибыл Маколле, насвистывая дорожную песенку. Он вернулся с острова Орлеан и еще ничего не знал.
— Вам рассказали, — спросила его Анжелика, — что часть индейцев высадилась на южном побережье, в районе Лозон?
Он прекратил свистеть и нахмурился.
— Черт! Я ничего не знал.
— Ваш сын погиб, Элуа.
Она рассказала ему о том, как рослый миролюбивый мужчина почти два часа оказывал сопротивление индейцам. Его дом превратился в баррикаду, он бегал из угла в угол и стрелял во всех направлениях.
В конце концов дикарям удалось выломать дверь. Они убили его топорами и сняли скальп.
— Ваш сын погиб как герой, он достоин вас, Элуа. Он остался стоять и молча слушал.
— Он был неплохой малый, — наконец произнес он, — но мы не были с ним близки, он не был мне сыном, а я ему отцом. Я женился на его матери и сделал ей ребенка, но вскоре покинул их. Время от времени я навещал их, но много лет я вообще не появлялся. Лишь после смерти его матери мы стали ближе друг другу. А ведь он был уже женат.
Он замолчал, потом тихо спросил.
— А Сидони?
— Она была вместе с ним, подавала ему оружие, заряжала его. Когда враги ворвались в дом, она скрылась на чердаке и спрятала лестницу. Через щель в потолке она стреляла в них. Когда у нее кончились патроны, она бросила вниз соломенные туфли, а на них — горящие угли. Начался пожар. Индейцы вынуждены были бежать. Тогда она спустилась вниз и ведрами с водой потушила пожар.
Его дыхание участилось.
— И что же? Жива?
— Жива.
— Слава богу! — закричал он. Он рухнул на низкий табурет.
— Я же говорил вам, с ней не так-то просто сладить, с этой Сидони! — Он машинально поправлял на голове свой красный колпак.
— Несчастная страна! Несчастная страна! — повторял он.
Затем из глаз его полись слезы.
Когда он выплакался, он поднял голову и увидел Анжелику, сидящую за столом, и ее кошку на столе, обе они смотрели на него задумчиво, с нежной грустью и пониманием.
— Маколле, она любит вас, — сказала Анжелика — Она всегда любила вас, и — кто знает, может я не права, но женщины иногда совершают такие странные поступки, повинуясь своему чувству, и я спрашиваю себя, не вышла ли она за вашего сына, чтобы быть ближе к вам… Ситуация была безвыходная… Она любила вас, жила теми минутами, когда вы были рядом, а вы шастали по лесу и ухаживали за ее соседками. Вы и думать не могли о ней. Ведь она была вашей невесткой. Теперь она свободна. И хотя вы боитесь в этом признаться, но вы тоже любите ее. Я прочла это по вашему лицу.
— Тысяча чертей! — воскликнул он. — Да все священники завопят о кровосмешении.
— Но вы же не ее отец… Вы можете жениться на ней.
Он покачал головой.
— Это невозможно. Старик и молодая женщина.
— Ну хватит! Вы ведь достаточно молоды для того, чтобы грести и управлять лодкой, и нести эту лодку на себе… И вы могли бы дать ей ребенка… Она сама мне об этом говорила.
Элуа Маколле быстро поднялся, к нему вернулась его прежняя живость и ловкость.
— Заранее ничего не обещаю! Но нужно поскорее увидеться… Во всяком случае, я должен помочь ей подремонтировать дом.
Время от времени Анжелика вспоминала о боли, затаившейся в уголке ее сердца и от которой она так страдала. Хорошо, что Жоффрей был далеко, ведь именно он был причиной этой боли.
Осознав, что она рада его отсутствию, Анжелика погрузилась в отчаяние. Неужели их любовь умерла? Все вокруг повторяли, что она спасла Квебек, все боготворили ее. Но в ней самой как будто лопнула пружина.
Город освобожден, молодой Анн-Франсуа вне опасности, дети из монастыря полакомились своим пирогом, дикие белые гуси вернулись на родину, а Анжелика заливалась слезами.
— Но почему он это сделал? — воскликнула она, v голос ее эхом отозвался в пустой комнате. А почему бы ему и не сделать это? Он и ее уверял в ее полной свободе действий. В мире нет более свободного человека…
Но никакие доводы не умаляли ее горечи, когда она вновь и вновь вспоминала о том, что самый дорогой ей человек отвернулся от нее. Она без конца мучила себя, пытаясь определить, где и когда это произошло. В действительности она это знала, ведь Анн-Франсуа не делал из этого тайны. Это случилось в замке Монтиньи, в тот далекий день, когда она отправилась на остров Орлеан повидать колдунью Гильомету. Она совершенно точно помнила, что поехала к ней за советом или лекарством, чтобы успокоить нервную систему г-жи де Кастель-Моржа. Это уже предел! В то время как она беспокоилась о душевном состоянии жены военного губернатора, близкой к безумию, она… он… Анжелика бросилась на кровать и зарылась в подушки, чтобы не закричать, не завыть. Все смеялись над ней.
В тот день на острове Орлеан Гильомета, всевидящая и всезнающая Гильомета, сказала ей: «Ты счастливая женщина!» Без сомнения, она обо всем догадалась. Говоря о Сабине де Кастель-Моржа, она бросила с легкой иронией, смысл которой только теперь дошел до Анжелики: «Не волнуйся за нее, ее спасут». И вместо того, чтобы предупредить ее о вероломстве этой женщины, эта лицемерная колдунья отвлекла ее внимание своими рассказами и исповедями; так ребенку рассказывают сказки, чтобы незаметно влить в него лекарство. А когда она уезжала, то Гильомета бросила ей какую-то глупость, чтобы пустить ее воображение по ложному пути: «Не нужно, чтобы он ездил в Прагу». Заинтригованная этой загадкой, Анжелика не заметила, что произошло у нее под носом…
Прага! Столица Богемии! Ах, как же они все посмеялись над ней, прикрывшись любезностью. Даже г-жа де Меркувиль, которая провожала ее в дорогу, изображая сочувствие и заботу о Сабине.
А намеки этой змеи Эфрозины! Как же она веселилась, когда узнала, почти увидела… А Анжелика как идиотка лечила ее отмороженный нос, она была рада оказать такую услугу, помочь, а они все использовали ее доброту, ее желание прийти на помощь, все эти завистники ничем не отблагодарили ее за ее заботы.
Спрятав лицо в подушку, Анжелика видела себя окруженной врагами и предателями: все потешались над ней, расточая улыбки и пользуясь ее дружбой. Потом она вспомнила, что в тот день отправилась на
