новые детали. Так, например, казалось, уже больше не носят или, по крайней мере, носят гораздо меньше платье, надевающееся поверх многочисленных юбок по фасону «панье»: с приподнятым вверх подолом. Новое платье свободно спадало поверх юбки того же цвета, слегка приоткрывая ее спереди. Ткань была великолепна. Самый изысканный взгляд мог бы любоваться тончайшими переливами оттенков. Корсаж, с короткими оборками по талии, был расшит розами, а пластрон был того же муарового цвета. Декольте было отделано кружевами, закрывающими шею со спины до затылка и обрамляющими ее как драгоценность.
В этом волшебном платье Анжелика казалась сказочным существом. Ее смуглая кожа как бы излучала свет. Можно было подумать, что она светится изнутри. Она особенно тщательно подкрасила глаза, четко очертила брови. Немного румян — смесь бледной охры со слегка оранжевым тоном — едва заметно подчеркивали линию щек. С самого рассвета она провела не один час за этим занятием, и, несмотря на холод в каюте, ей было тепло от усердия. С тех пор, как ей пришлось вести жизнь, полную приключений, она слегка растеряла тот опыт, который был у нее, когда ей приходилось краситься каждый день перед появлением при дворе короля…
Наконец она закончила, и, судя по тому взгляду, который устремил на нее Жоффрей де Пейрак, результат был вполне успешным. Темные глаза графа сверкали от удовольствия, а на губах его появилась нежная полуулыбка.
Это была вновь та самая Анжелика, встреченная им в Версале светская придворная дама, которую возжелал король. Но это не огорчило его. С тех пор как он вновь обрел Анжелику, он узнал и полюбил все стороны ее характера. Она часто удивляла его, иногда тревожила, но еще чаще очаровывала своей изменчивой натурой, не бывшей, однако, в противоречии с самой собой.
Он протянул руку и легонько коснулся пальцами ее обнаженной шеи.
— Это восхитительное декольте прекрасно дополнили бы бриллианты. — Но затем возразил:
— Нет! Жемчуг. Он более нежный.
Повернувшись к ларцу с драгоценностями, который держал негр Куасси-Ба, он выбрал ожерелье из трех нитей жемчуга.
Эта сцена, отраженная в большом зеркале, напомнила им подобную же сцену, которая происходила много лет тому назад во дворце в Тулузе. Они были уверены, что обоим пришло на память одно и то же: Тулуза,
— Тогда вы еще не любили меня, — сказал Пейрак. — Как это было давно. Вы заставляли меня так сильно страдать. Но, черт возьми, я все равно добился бы, в конце концов, вашей любви. И я хотел, чтобы вы полюбили меня сами, а не потому, что я был вашим мужем. Да и теперь я хочу того же.
Они смотрели на город, и у обоих было предчувствие, что эта попытка возвращения во Францию, может быть, предоставит им возможность восстановить все то, что они потеряли. Наконец-то они смогут прекратить блуждания по морям и лесам. Они вновь смогут занять свое место в обществе, среди равных себе.
Обняв ее за плечи, граф тихо спросил:
— Вы боитесь?
— Немного.
И так как она слегка вздрогнула, он добавил:
— Вы замерзли. Я прикажу подать ваш плащ.
Внести плащ было не таким простым делом. Дельфина, юная камеристка, позвала на помощь Генриетту и Иоланту, а также портного и Куасси-Ба. Плащ был сделан из белого меха на подкладке из тонкой шерсти и белого атласа с широким капюшоном, вышитым по краям золотом и серебром. Они внесли его, стараясь не касаться половиц, так как пол корабля нельзя было назвать абсолютно чистым.
Жоффрей де Пейрак разглядывал Анжелику, стоящую перед зеркалом.
— Чего вы страшитесь, любовь моя? Неудачи? Неужели вы не знаете, до какой степени вы очаровываете всех, кто с вами встречается? Неужели вы не осознаете, какими чарами вы обладаете? Поверьте мне, они сильны, как никогда. Я испытал их на себе. Пытаясь понять, в чем состоит их секрет, я пришел к выводу, что вы в самом деле владеете магическим даром овладевать сердцами. О! моя дорогая, моя прекрасная! Вы, которая сумела покорить меня, будьте же уверены в своей победе над всеми остальными…
В этой тираде, произнесенной на манер трубадуров Лангедока, чувствовалась столь сильная страсть, что Анжелика невольно улыбнулась. В самом деле, она не могла не признать, что обладает тем даром, который она столько раз испытывала на мужчинах и который она то благословляла, то проклинала.
Жоффрей был прав, что напомнил ей об этом. Пришло время опять стать той Анжеликой, которая, несмотря ни на что, всегда одерживала победу.
Она выйдет навстречу этой толпе, и она не разочарует ее. При виде ее красоты улягутся страхи и успокоится ненависть.
Она коснулась одной из сережек, чтобы увидеть, как заиграют бриллианты у ее лица. Это было очень красиво. Она поправила несколько прядей своей прически тем обычным жестом, который бывает почти у всех женщин перед тем, как они должны предстать перед взорами публики. Магический жест. Знак самосозидания, самовоплощения, уверенности в себе самой, в своей красоте.
Улыбнувшись своему отражению в зеркале, Анжелика почувствовала, что успех несомненен.
Слуги внесли ее белый плащ, держа его как знамя, за четыре конца. Граф де Пейрак сам накинул его на плечи Анжелики, расправив складки и надев капюшон на ее блестящие волосы. Можно было подумать, что он готовит ее к военным действиям, главным оружием в которых будет женское очарование. И это оружие должно будет сегодня завоевать для него Квебек.
Дельфина поднесла Анжелике гребенку и заколки.
— Мадам, должна ли я сопровождать вас? — спросила девушка. — У меня шкатулка с вашими туалетными принадлежностями.
— Нет, не нужно. Я не хочу, чтобы вы подвергались опасности.
Жоффрей вмешался в их беседу:
— Мадемуазель, ваша забота заслуживает похвалы. Но сейчас я бы не хотел, чтобы вы были на… передовых позициях. Вы отправитесь на «Рошле», где находятся также дети, с Иолантой. Там вы получите все указания и в нужный момент сможете присоединиться к нам, чтобы принять участие в празднике.
Покорившись, девушки оставили все предметы, забота о которых была им поручена, и покинули Анжелику, сопровождаемые одним из матросов с «Голдсборо», который должен был их охранять.
Анжелика услышала, как граф шепнул Куасси-Ба:
— Приведи сюда господина де Кастель-Моржа.
Она вздрогнула. Г-н де Кастель-Моржа, полковник, главнокомандующий войсками Новой Франции, который, несмотря на свое гасконское происхождение, был их заклятым врагом, находился на борту корабля? Что это означало ?
Она все поняла, увидев на пороге вместо вспыльчивого, неотесанного, с дурными манерами и дурным характером полковника-губернатора его сына, молодого Анн-Франсуа, обладающего прямо противоположными качествами. Гасконская кровь, текущая в его жилах, проявлялась лишь в живости его характера, во вкусе к любовным приключениям, к поэзии, к радостям жизни. Худощавый и высокий, с черными глазами, смуглым цветом лица и сияющей улыбкой, он был похож на Флоримона, как родной брат, и неудивительно, что они подружились, когда случай свел их на берегах Нежных Матушек, как тогда называли Большие озера.
С индейской повязкой на лбу, расшитой жемчугом, в одежде из замши, но дополненной кружевным жабо, завязанным кое-как, что было, по его мнению, достаточно, чтобы выглядеть элегантно, он являлся ярким примером той пользующейся полной свободой молодежи, которая вырастала в колониях подобно еще невиданным плодам.
Он поклонился с вежливостью молодого сеньора и склонился в еще более глубоком поклоне перед Анжеликой. Его горящие глаза не скрывали восхищения, произведенного ее видом. Он замер перед ней и, казалось, с трудом оторвал от нее взгляд, чтобы вновь повернуться к Пейраку в ожидании объяснения причины его приглашения на корабль.
Граф рассматривал его с симпатией и снисходительностью. Глядя на них, стоящих друг перед другом, юнца и авантюриста с седеющими висками, было удивительно и даже трогательно видеть, как много общего
