Она с жаром возразила:
– Нет! Нет! Один раз!.. Два раза!.. довольно! Вы уже заплатили сполна. Бегите! Добирайтесь до Французской бухты. Там мы встретимся. Я найду у вас убежище. Я спрячу вас в надежном месте.
– Я не могу оставить вас одну с детьми.
– Мне уже лучше. Я обещаю вам. Бегите и не ждите больше.
– Не думайте, что пришло время выходить из дома. Время бурь и снегопадов еще не прошло. Я не за себя боюсь. Выздоравливайте! Вы быстрее поправитесь, если не будете тревожиться ни из-за меня, ни из-за кого-либо. Не бойтесь. Я знаю, когда наступит время для бегства.
Анжелика больше не протестовала. Он был прав. Ночь была еще глубока.
Когда дневные заботы были позади, иезуит садился у огня, Анжелика и дети располагались на кровати. Они разговаривали, сначала понемногу, затем более долго.
Он все чаще рассказывал о жизни миссионера и его опыте в обращении с индейцами.
– Они выживут, – говорил он, – они будут жить.
Природа уничтожает тех, кто слаб, кто противостоит ей; исчезнут те, кто не хочет слышать ее голоса, ибо он – голос Бытия. Ни один народ, ни одна идеология не может устоять перед Божественной силой Бытия и Сознания. Эта сила знает, что делает. Иногда она жестока. Народы исчезают, потому что сопротивляются ей. Возрождение Сознания – это наш долг. Мы этого не знаем. Мы считаем себя хозяевами природы. Но люди ишь разрушают. Они как дети. И каждый приносит свой хворост на костер разрушения.
– Если вы и дальше будете продолжать в этом духе, костер будет ждать вас, – сказала Анжелика.
– И, однако, все человеческие уши могут открыться, чтобы услышать. Но «они имеют уши и не слышат, они имеют глаза и не видят». Позади этого слова – Природа – они видят лишь лицо Бога. И если я скажу «Бог», они не поймут. Они увидят лишь своего идола.
Он сидел возле огня и смотрел под ноги, словно с кафедры наблюдал за паствой.
– Они сидят на деревянных скамьях, на соломенных стульях или на циновках, они поднимают головы, чтобы слушать предсказателя, но слова для них ничего не значат. Их горизонт замкнут. Он слишком узок. Они не хотят знать. И сама Америка слишком пустынна и слишком велика, чтобы понять, что происходит, и что должно произойти. Но будущее открыто для нее. Вот почему я люблю ее… Здесь столько секретов.
Однако, женщины более склонны к пониманию тайн, чем мужчины. Вот, быть может, почему разум мужчины занят тем, чтобы усмирить этих любопытных. С какими заботами и хитростью они заставляют их не думать, не действовать.
– Это – наказание Евы, слишком стремящейся к познанию, и уже обманутой и сбитой с толку природой.
– Нет… Скорее, опасной и не боящейся Бога… Природы!..
Они смеялись. Их забавляло так говорить о библейских персонажах и обращаться с ними, как с марионетками в театре.
Покинутые всеми на мертвой звезде, они могли смотреть свысока на властелинов земли. Исчезновение жизни вокруг них сделало их Королем и Королевой Созидания.
Их тон и смех привлекли внимание детей. Они тихонько сидели рядом, следя глазами то за одним, то за другой, и можно было сказать, что они были в восторге от того, что слышали.
– Посмотрите на них, – шептал он, – как они прекрасны. Это – цветы света.
Она слышала, как он хлопочет по дому, как разговаривает с детьми. Он был похож на ангела. Он прибыл, словно ангел. Он вновь помог ей обрести силу жены и любящей матери, которая поддерживала жизнь детей, и еще Онорины, думая о ней, и Жоффрей, который боролся вдали за них. Жоффрей де Пейрак, граф-рыцарь, защитник, неустрашимый, непобедимый, их спасение, их убежище, их общая сила.
Но силы мужчины не так прочны, способы его борьбы так ограничены.
Даже Жоффрей, говорила она себе, признавал, каким грузом он был наделен. Один Разум может оценить это. Один Дух может приумножить это. Она понимала, что он имел в виду в последний вечер перед отъездом: его сила – ее сила. Его постоянство будет питаться от ее постоянства.
Нужно было лишь пережить зиму. И само Небо хранило их.
Она не переставала кашлять с момента ее последней болезни, и из-за дневной жары и ночных холодов у нее случилось ухудшение.
Она кашляла, и это напоминало ей времена на восточном берегу, когда прекрасная Марселина ухаживала за ней при помощи Иоланды и Керубина. Анжелика не сомневалась, что все они живы.
70
Он приоткрыл дверь осторожно и сказал:
– Первый цветок! – Он держал в пальцах розовый крокус. – Я нашел его, отделив ледяную пластину на крыше. Сначала он был бледным, но скоро расцвел.
Он поставил цветок возле нее в стакане с водой. Она думала о Канторе. О его голосе в конце зимы: «Мама, первый цветок».
Ее охватило желание увидеть всех своих детей, собрать их вместе возле себя. Идея пересечь океан теперь не казалась ей такой уж невыполнимой. Как и появление цветов, все должно упорядочиться. Онорина прибудет в Голдсборо, и потом они отправятся в путешествие, чтобы встретиться с Флоримоном, Кантором, вместе с Онориной, Раймоном-Роже и Глориандрой. Они все попадут под крыло Жоффрея. И возьмут с собой Шарля-Анри и всех детей, которые будут нуждаться в их помощи. Какая крыша приютит их всех? Какая провинция станет их краем? Какая разница!
Это будет там, где скажет Жоффрей. Жоффрей! Жоффрей! Скоро придет весна, и мы встретимся.
