Сан-Ремо-Драйв

Мы возобновили нашу жизнь на Сан-Ремо-Драйв — Марша, я и мальчики. Начались занятия в школе. По ночам под приблудными лучами уличного фонаря я пытаюсь заново открыть удовольствия женатой жизни. Во Францию я полетел не к началу, а к концу выставки. Я не повидался с послом. Я не повидался с мсье Шираком, хотя получил письмо с соболезнованиями по случаю смерти моей высокочтимой матери. Зал, предназначавшийся для портретов Мэдлин, оставили пустым. Я видел, как публика проходит сквозь него быстрым шагом. Зато с удовольствием наблюдал, как она задерживается в зале, увешанном моими картинами в голубом. Да, в них было что-то общее с кувшинками из «Оранжери». Наблюдал, как застывают посетители перед загадочным зигзагом на каждой из этих картин, белым червячком, который кое-что значил для меня, а для них был чем-то вроде японского иероглифа.

Весной Барти все же получил письмо от Спилберга — по крайней мере, на подлинном бланке студии «Дрим уоркс». Задаток за «Девушку с улицы» в виде чека тоже был подлинным. Бартона беспокоило, что на главную роль могут взять Джулию Робертс или Гвинет Пэлтроу. «Это система звезд, брат. Компания думает, что занимается искусством, а на самом деле ничем не отличается от остальных. Все они хотят только грести деньги. Эти актрисы устарели. Там нужно новое лицо. Молодая девушка. Кто-то с обаянием».

Так он говорил в разгар лета, загорая в шезлонге. По животу его, по груди катился пот. Он улыбался, держа в руке стакан джина с тоником. «Ты, брат, всю жизнь катался как сыр в масле. Теперь настало время и мне пожировать». Я ни разу не видел его таким счастливым — во всяком случае, с тех пор, как нацепил на его крючок макрель с зеленой спинкой. Надеюсь, что, совершив этот второй мошеннический поступок, я сдержал обещание стать более заботливым братом.

«Теперь уже скоро, брат, я поеду на настоящую Ривьеру. Можно, конечно, и обойтись. Эти актриски выстроятся в очередь, чтобы попасть в постель к Барти. Барти, художественный консультант. Ты читал письмо Спилберга. Там сказано, что я блестящий писатель. Вот что действует на этих блондинок — как у Артура Миллера с Мэрилин Монро. Но город этот не выношу! И анджелесцев! Спать не могу — ни днем, ни ночью. Просыпаюсь и знаю, что она в комнате. Честное слово, у меня самого будет сердечный приступ. Всё ее беспокойный дух. Она не обрела покоя. Она ревнует — вот в чем причина; знает, что мне улыбнулось счастье. Она хотела всю жизнь меня опекать. Ни с кем не хочет делиться. Смотри, брат. Тебе пора подвести счета. Если не наберешь хорошей кармы, тоже будешь слоняться, как призрак. Бедная Лотта. Ей, наверное, будет тяжело. От девочек теперь не будет отбоя».

Раздался возглас. Потом крик. Парусиновый навес с красными и зелеными полосами заволновался, как живой. Но это был только Майкл, только Эдуард. Я увидел, как ткань прогибается под каждым их шагом, пружинит обратно, выбрасывая их в воздух, как игривых воробьев, и — в непотревоженную воду бассейна.

Памяти своей матери

Любови Марковны Вольфовской

посвящает это издание Ю. А. Глоцер,

при финансовой поддержке которого

выпущена книга

,

Примечания

1

Как поживаете? (фр.) — Здесь и далее прим. пер.

2

Добродушием (фр.).

3

Здравствуйте, мсье! (фр.)

4

На обед! (фр.)

5

Милая (фр.).

6

Экспрессионизм (фр.).

7

Из речи полковника Стэнтона на могиле Лафайета 4 июля 1917 г. Фраза приписывалась генералу Першингу, командовавшему американским экспедиционным корпусом в Европе во время первой мировой войны.

8

Слова генерала Макартура, покидавшего осажденную японцами морскую крепость Коррехидор на Филиппинах (11 марта 1942 г.).