Мой нежный граф

вымысел Кэролайн?

Раздраженная его сарказмом, Джейн помолчала, чтобы собраться с мыслями. Потом, задумчиво глядя на графа, решила сменить тактику.

— Помните числа, которые вы попросили ее перемножить во время вашего званого ужина, Уэймерт?

На мгновение у него сделался смущенный, а потом раздосадованный вид.

— Я смутно помню тот вечер.

Граф умышленно раздражал ее, но она сочла за лучшее не обращать внимания на его дерзость и продолжала гнуть свою линию.

— Кэролайн выполняла такие действия в уме, когда ей было четыре года, — коротко сообщила она.

Медленно, по мере того как смысл доходил до его сознания, у графа округлялись глаза, и наконец он ошеломленно уставился на Джейн, и тот факт, что он не сумел скрыть изумления, настолько порадовал ее, что она одарила зятя широкой улыбкой.

— Вы думали, что обвенчались с умной, талантливой, острой на язык женщиной, но все гораздо сложнее. Кэролайн не просто опытный ученый, не просто женщина, которой хотелось бы сравниться с мужчинами. Она выдающаяся личность, человек, наделенный большим интеллектом, чем мне когда-либо приходилось встречать. Ей не нужно было учить математику — она уже обладала этими знаниями, когда пришла в наш мир двадцать шесть лет назад. — Джейн выдержала паузу, позволяя графу уловить и усвоить всю важность ее слов, потом вдруг начала мерить шагами комнату. — С первых мгновений жизни она отличалась от других, и родители рано поняли это, потому что Кэролайн сильно опережала сверстников во всем, что делала. В семь месяцев она ходила, в десять четко выговаривала слова, а когда ей минуло чуть больше года, начала составлять короткие предложения. — Она дернула запястьем. Какие-то дети учатся быстрее, какие-то медленнее, поэтому естественно, что отец с матерью отмахивались от этого, как от простых особенностей развития. Но когда Кэролайн начала демонстрировать, что она умеет делать с числами, родители поняли, что уже не могут игнорировать ее способностей, ибо постепенно становилось ясно: их средняя дочь не просто развита не по годам — она исключительно талантлива. В свой первый день рождения она досчитала до двадцати, в восемнадцать месяцев — до ста. Ей не было еще двух, когда она начала складывать предметы, которые видела вокруг себя, удивляя всех фразами вроде: «У Мэри-Энн четырнадцать ягод голубики, а у меня только двенадцать» или «На лугу девятнадцать коров, и шесть из них очень толстые». — Джейн усмехнулась. — На второй день рождения Кэролайн мать положила перед ней горстку камешков, и Кэролайн с одного взгляда определила, что их ровно шестьдесят семь. Пересчитав сама, мать чуть не упала в обморок. — Джейн остановилась и посмотрела на пол. — Без всякой помощи и обучения Кэролайн начала читать, когда ей было три, и, заметьте, не какие-нибудь детские сказки. Она начала читать книги, Уэймерт. Вы не представляете, как поражались отец и мать, видя, что их маленькая девочка, совсем еще ползунок, увлеченно изучает произведения Драйдена, Чосера[12], Шекспира, возможно, не схватывает взрослых понятий, но, тем не менее, читает слова и понимает смысл.

Джейн подняла голову и повернулась к графу. Его лицо ни о чем ей не сказало, но взгляд, такой выразительный и напряженный, выдавал глубокий интерес, восхищение и изумление. В точности как она предполагала. Он ничего этого не знал.

Джейн продолжала, тщательно подбирая слова.

— В семь лет Кэролайн начала работать в саду, и это занятие сразу ее увлекло. Думаю, мать умышленно подтолкнула ее в этом направлении, потому что никто в нашей семье не знал, с какой стороны к ней подойти. И вдруг она уже не просто ковырялась в саду, а выращивала то, что не должно было выживать в нашей почве, сажала цветы, чтобы посмотреть, зацветут ли они в неположенное время года, и могу добавить, что некоторые из них цвели.

Она покачала головой, подошла к своему креслу и, опершись о спинку, повернула лицо к огню, предаваясь трепетным воспоминаниям.

— Мне хорошо запомнился день, когда она начала скрещивать растения. Ей было девять, Уэймерт. — Она метнула в сторону графа быстрый взгляд, но тот лишь наблюдал за ней, и она продолжила: — Кэролайн решила скрестить белую розу с темно-красной. Сама, без чьей-либо помощи, не зная ровным счетом ничего о том, как это делается. Они расцвели посреди лета, и я никогда не забуду выражения гордости и абсолютного счастья на ее лице, когда она пришла в сад и обнаружила здоровые бутоны смешанного розового цвета. По ее собственным словам, она нашла свое предназначение и решила посвятить жизнь выведению новых сортов.

Джейн умолкла на мгновение и обошла кресло, чтобы снова сесть. Находясь в четырех футах от графа, она окинула его взглядом, отметив крупное телосложение, точеные черты лица и живые, внимательные коричневато-зеленые глаза. Кэролайн в самом деле повезло, ибо этот мужчина не только обладал исключительной привлекательностью, но умел с интересом слушать, когда женщине было что сказать. Поразительно.

Тихо вздохнув, Джейн сдвинула брови, сосредоточившись, перед тем как перейти к сути дела.

— Через два года после первого скрещивания, когда Кэролайн было почти двенадцать, она узнала о человеке по имени Альберт Маркэм, который пытался вывести лиловую смесь из двух уникальных и чрезвычайно неустойчивых видов. Полагаю, вы знаете, кто этот человек, поэтому не буду петь ему дифирамбы. — Она задумчиво потупила взгляд в колени. — Кэролайн сделалась его безвестной почитательницей и уже в таком нежном возрасте принялась с энтузиазмом и рвением изучать его работы. Несколько лет она только тем и занималась, что ловила каждое слово о нем и его экспериментах, с рассвета и до заката трудилась в саду и теплице, скрещивала розы, меняла температуры, насколько позволяли условия, высчитывала структуры роста, оттенки цветов и различные условия почвы и, кроме того, вела записи обо всем, что делала. — Джейн подняла глаза, чтобы еще раз взглянуть на зятя. — В детстве и отрочестве розы были в центре ее жизни, лорд Уэймерт, потому что ее необычный талант к разведению цветов не только давал ей возможность получать удовлетворение от чего-то, чем она обожала заниматься, но и позволял скрыться от общества, в котором ее окрестили странной с момента, как она покинула колыбель.

Это привело графа в замешательство.

— Кэролайн никогда не казалась мне женщиной, которой хочется скрыться от общества, Джейн. Она необычайно умна, и, возможно, другим леди не по себе в ее обществе, но она также изысканна и прекрасно справится с любым светским мероприятием. Я видел, как она себя ведет, и ее никак нельзя назвать застенчивой.

— Я говорю о другом, — покачав головой, ответила Джейн. — Конечно, она умеет себя вести, как и положено леди, но вы просто описываете благовоспитанную, любезную светскую даму. — С глубоким чувством Джейн склонилась к графу и понизила голос до пылкого шепота. — У Кэролайн не было друзей, Уэймерт, ни единого друга. Дети находили ее странной, когда она в семь лет тараторила по памяти сонеты Шекспира или невинно объявляла что-то вроде… «До Рождества осталось сто сорок три дня». Никто ее не понимал, а ведь дети могут быть очень жестокими, и в конце концов, когда слезы высохли и она смирилась с тем фактом, что отличается от остальных, она укрылась в саду. Кэролайн прятала боль одиночества и горечь отверженного ребенка единственным способом, который знала: с головой уходила в мир растений.

Джейн медленно выпрямилась в кресле. Сузив глаза, граф буравил ее взглядом, словно проникал в самую душу, проверяя, нет ли лжи или искажений в ее рассказе о событиях прошлого, и она твердо, почти свирепо отказывалась уступать.

Потом постепенно, вместе с глубоким вдохом к Бренту пришла ясность. Его взгляд опустился на пол, черты лица и грозная поза смягчились, и он тяжело откинулся на спинку кресла.

— Почему она никогда не рассказывала мне об этом, Джейн? — тихо спросил он.

Та пожала плечами.

— Честно говоря, я думаю, что она стыдилась этого, но в первую очередь, вероятно, боялась отвратить вас от себя.

Граф вскинул голову.