Уля возвращается к столику, за которым она дописывала свое письмо. Последние слова этого письма такие: «Зенек думает, что я не могла бы его понять, он считает, что я такая же, как все остальные счастливые дети. А на самом деле именно я и могла бы его понять, потому что мой отец тоже меня не любит. И тебя, мама, он тоже не любил». Уля быстро захлопывает тетрадку и бросает ее в ящик стола. Потом она спрячет ее на самое дно своего чемодана и запрет на ключ.
Тем временем Юлек вошел в калитку и идет по дорожке. Он старается держаться независимо и бодро, но Уля замечает, какая у него несчастная мордочка, как горестно опущены губы. Значит, и он не примирился с тем, что произошло, и он мучается. . Уля чувствует, что этот мальчик, с которым до сих пор у нее, собственно, не было ничего общего, становится вдруг ей очень близким.
— Ты одна? — спрашивает Юлек (доктора в это время обычно дома не бывает, но лучше все же проверить).
— Одна. Садись.
Уля кивает на старый диванчик около столика, но мальчик, все еще не успевший опомниться от смущения, продолжает стоять у порога. Оба не знают, что сказать, хотя думают об одном.
— У меня есть для тебя канадская марка, — вспоминает Уля. — Я попросила у пани Цыдзик, ей сын из Канады прислал.
Юлек исследует марку и деловито говорит, что может ее взять. Положил марку в записную книжку — и опять не знает, о чем говорить.
— Что ты будешь сегодня делать?
— Не знаю. Ничего.
— А где Мариан?
— Я с Марианом не разговариваю! — взрывается вдруг Юлек. Хватит с него этой дурацкой болтовни ни о чем! Сейчас он выложит все, что накипело на сердце! — Слушай, Уля!
— Ну?
— Зенека, наверно, кто-нибудь подговорил или заставил, правда? Ведь могло так случиться? — с надеждой допытывается он. — Правда ведь могло?
Ему так нужно, чтобы поведение друга оправдывалось смягчающими обстоятельствами! Уля, которая сперва было решила скрыть вчерашнюю встречу с Зенеком, тихо говорит:
— Зенек украл потому, что ему нечего было есть.
— Нечего есть? — В глазах Юлека испуг и удивление. — Как это — нечего?
— У него не было денег, чтобы купить себе поесть, — мягко объясняет девочка. — Ему не хватило, понимаешь, потому что он очень долго ездил.
— Откуда ты знаешь?
— Я с ним говорила. Он вчера вечером приходил сюда. Чтобы сказать мне это.
— Тебе? — Юлека охватывает горькая зависть. — Почему именно тебе?
Уля хорошо понимает, как ему обидно, и ей хочется утешить мальчика.
— Видишь ли, — говорит она тоном взрослого, рассудительного человека, который терпеливо делится с ребенком своими догадками, — наш дом стоит немного в сторонке. К тебе он пойти не мог — его бы обязательно кто-нибудь заметил.
— Это верно! — Лицо Юлека светлеет. — Если б он пришел к нам, его бы увидели Квятковские. Знаешь, те, напротив.
— Конечно.
— И потом, он, наверно, не хотел встречаться с Марианом, — рассуждает Юлек, качая головой в знак того, что поведение Зенека ему вполне понятно. И в нем снова закипает неприязнь к брату. — Вот я сейчас за ним схожу! — сердито объявляет он. — Пусть придет, пусть узнает!
— Зачем ему приходить? Ты ему сам скажи.
Нет, Юлек так не хочет. Мариан должен услышать это от Ули. Одним прыжком перемахивает он ступеньки и с треском захлопывает за собой калитку. Юлек очень спешит.
Через несколько минут он возвращается. Рядом неохотно шагает насупленный Мариан. Сначала он упирался, говорил, что нет, не пойдет. И лишь известие о том, что Уля виделась с Зенеком и знает что-то очень важное, заставило его спуститься с чердака.
Они как раз поднимались на террасу, когда за ними послышались торопливые шаги — это бежала Вишенка. Она тоже не находила себе места. Вчерашние события — суд над Зенеком, его уход с острова, осуждение, которое она читала в глазах Ули за то, что не встала на его защиту, — все это мучило девочку. Она не привыкла к тому, чтобы Уля ее критиковала, и сначала решила, что больше к Уле не пойдет. Но ей тоскливо было сидеть в одиночестве, да и долго дуться она не умела, и кончилось тем, что она прибежала мириться с Улей.
— Ты знаешь, — крикнул ей Юлек, опережая остальных, — Зенек вчера вечером приходил к Уле! Потому к Уле, — поспешил объяснить он, — что этот дом стоит на отшибе, а у нас его могли бы увидеть.
— Правда? — изумилась Вишенка. — И ты с ним говорила?
— Да.
— И что, и что? — торопила она подругу, глядя на нее с напряженным вниманием.
— Сейчас узнаешь! — враждебно сказал Юлек, который не мог просинь Вишенке ее поведения на острове.
Уля глубоко вздохнула, как бы боясь, что ей изменит голос. Потом, справившись с собой, сказала тихо и отчетливо:
— Зенек взял эти деньги потому, что был голодный. Ему не на что было купить себе поесть.
Юлек смотрел на брата. На лице Мариана отразилось какое-то колебание, но тут же оно снова стало упрямым и недоверчивым. Видно было, что он остался при своем мнении.
— Это не объяснение, — возразил он. — Растранжирил денежки, а когда ничего не осталось, взял и украл. Этак каждый имел бы право красть.
— А ты бы вытерпел без еды целый день, а то и два? — возмутился Юлек. — Ты от обеда до ужина вытерпеть не можешь!
— Знаешь что, не валяй дурака! — резко оборвал его Мариан. — Я серьезно говорю.
— Я тоже серьезно. Он же был далеко от дома. Что ему оставалось делать?
Вишенка нахмурилась. Что-то тут было не так, но что — она не могла сообразить.
— Погодите, — вмешалась она в перебранку братьев. — Ведь Зенек говорил, что отец дал ему денег на дорогу.
— Ну и что? — возразил Юлек. — Он дал ему дня на два, на три, а Зенек искал дядю больше двух недель!
— А зачем он его так долго искал? — раздраженно спросил Мариан. — Пусть бы не искал, никто его не заставлял.
— Тебе легко говорить! Как он мог возвратиться домой ни с чем, раз он решил этого дядю найти? Он должен был его искать, и все!
Рассуждения Юлека не подействовали на Мариана.
— Зенек не маленький, — сердито сказал он. — За воровство сажают в тюрьму, и он обязан об этом знать. А кроме того… — Мариан еще выше, чем обычно, поднял брови. Он говорил теперь медленно и с трудом, как бы давясь каждым словом: — А кроме того, из-за него. . из-за него и мы. . мы тоже крали!
— Мы крали? — поразился Юлек.
— А яблоки?
Юлек пожал плечами:
— Тоже мне воровство — яблоки!
— Не лучше всякого другого!
— Ну… — начала Вишенка. Она хотела сказать, что яблоки это все-таки не то что деньги, и вдруг ей стало стыдно. Разве это оправдание?
— Я пошел, потому что хотел быть вместе с Зенеком, — неуверенно объяснил Юлек. Теперь он уже не нападал, а защищался.
— Все мы хотели быть с Зенеком, ясное дело, — хмуро сказал Мариан. — И это у него
