гражданский позывной: «Ручей-16», а центральной станции — «Сеялка-21». Смех и грех… Зато все легально, все на законных основаниях. «Ручей-16» тут же отозвался.
— Артур, слышал, что «Ручей-семнадцатый» говорил? — спросил Алексей Николаевич.
— Слышал, слышал. Я сейчас с ним свяжусь… — сквозь несильный треск помех отчетливо ответил голос Черняева.
— Да, свяжись с «Семнадцатым», и держите постоянную связь до самого конца. Понял меня? Прием…
— Понял, понял…
— Ну, тогда — все. Каждый час вызывай меня. Я буду постоянно на приеме. В случае непредвиденных обстоятельств — немедленно доложи. Все. Связь кончаю, — он нажал кнопку выключения передатчика.
«Ручей-16» сразу же вызвал «Ручей-17» — позывной машины, гнавшейся за «КамАЗом» с севера, и вскоре они связались между собой.
Радиостанция в офисе фирмы, как и передвижные рации на машинах, были коммерческими коротковолновыми приемо-передатчиками японского производства со ста шестьюдесятью девятью фиксированными частотами. Дорого, конечно, но необходимо для поддержания устойчивой связи. И главное — на работу по каждой из ста шестидесяти девяти частот фирма «Азот» имела официальное разрешение…
На высоких полярных широтах в зимнее время диапазон коротких волн бывает достаточно капризным — то по одной, то по другой частоте связь может внезапно резко ухудшиться. Появляется так называемое «волновое непрохождение», вызванное атмосферными магнитными возмущениями. Для предотвращения этого каждая рация — как в офисе, так и на машинах — имела встроенный процессор, автоматически меняющий диапазон работы станции на более благоприятный. Причем изменение диапазона осуществлялось синхронно и одновременно у всех корреспондентов сети. Такие переключения иногда происходили по несколько раз в минуту, но благодаря быстродействию процессоров, не мешали приему текста передачи. Имелись в распоряжении Алексея Николаевича в офисе фирмы «Азот» и спутниковая связь, и системы сотовой связи, но он в особо конфиденциальных случаях, как сейчас, например, предпочитал пользоваться обычными коротковолновками. Специалисты ему объяснили, что такие станции с прыгающими частотами практически недоступны для прослушки, а примитивные коммерческие скремблеры, используемые на УКВ-каналах, в отличие от аппаратуры ЗАС, дешифрируются спецтехникой эфэсбэшных слухачей элементарно.
Алексей Николаевич откинулся в кресле и закурил сигарету. Ну что же, теперь «Ручью-17» — следить, следить, следить… Тащиться сзади, висеть на хвосте около тысячи километров и нюхать выхлоп дизеля. В оперативной работе умение терпеть и ждать — залог успеха.
И неплохо бы самому Балову слетать на север и своими глазами проверить эту упаковочную контору. Побеседовать с командой упаковщиков. Контора «быстроупак», мать-перемать… «Рога и копыта» получаются… За каждый контейнер с товаром такие деньги заплачены! Но где-то ведь товар подменили? Неужели в лаборатории на Кольском?
Глава тридцать пятая
Думаю, что этот «шевроле» я узнал бы из тысячи, из десяти тысяч. Особенно в это время и в этом месте… Прямо рояль в кустах, блин.
У меня, вообще-то, зрительная память не очень хорошая. Она, разумеется, есть — как правописание у Винни Пуха, но тоже, не очень… Хромает по причине относительной слабости глазынек моих. Но тут случай особый: ночь, луна, пустыня белая — и эти фары на крыше. Ну и характерный низкий и широкий силуэт… Этакая жаба приплюснутая на четырех колесах.
В общем, как только увидел, меня словно током ударило — никак он, родимый? Так, так, так… Явился — не запылился.
Встречный автомобиль притушил свои чертовы фары, включил левый поворот и стал замедлять скорость. Я тоже резко уменьшил давление на педаль газа и перешел на нейтралку. И тормозом потихонечку — пш-ш… пш-ш… Так — заходим на посадку, руль чуть влево…
Место было удобное — мы с «шеви» спускались в укрытую снегом широкую долину-котловину с противоположных склонов, а точка встречи — как раз посередине.
Длинный, длинный пологий спуск… Вот бы где разогнаться до сотни кэмэ и без переключения скоростей вылететь на противоположный склон…
Борька по звуку движка почуял неладное и приподнял башку из спальника. Ахмет, когда я перешел на нейтралку и начал притормаживать, тоже очнулся и принял сидячую позу. Сворачивающий на боковую дорожку «шевроле» они сразу увидели, но промолчали. С момента взрыва, когда сзади долбануло, особенно после того, как я проигнорировал два раза Борькину просьбу остановиться, в кабине у нас возникла некоторая напряженка. Точнее, от Боба ко мне пошли волны отрицательной энергии. Ну, еще бы — не остановился подлец, не оказал людям помощи! Волны, конечно, были не сильные — не порча и не сглаз разумеется, а так… Фигня, в общем, на меня не действовало.
В зеркало заднего вида мне хорошо было видно, что позади у меня как по заказу — никого нет. Джип сумасшедший вперед умчался, грузовых и легковых на дороге тоже не отслеживалось, поэтому я включил правый поворот и резко вышел на середину дороги. В этот момент я окончательно убедился, что встречная машина — полноприводный микрофургон «шевроле». Логиновская или нет — пока не факт, но очень похожа. Да и место как раз то, заветное…
Я повернулся к Борьке и с невинным выражением морды лица спросил:
— Никого тебе эти синие глазки не напоминают?
В ответ он издал губами характерный звук — напоминают, мол. Ну, значит, вот сейчас прямо и проверим — не показалось ли? И почему бы нам сразу не выяснить — ху из ху, чтобы потом не терзаться сомнениями и догадками?
«Шевроле» собрался не спеша повернуть на неприметную дорожку, ведущую в лес, притормозил… Мне, странным образом тоже как раз туда и именно сейчас понадобилось. Вот поэтому я и решил осуществить свой маневр чуть раньше его. В конце-то концов — он ведь слева, вот пусть и уступает. Правила дорожного движения пока еще для всех одинаковы! Короче — я свернул на эту дорожку чуть раньше. Свернул и тут же дал по тормозам. Зашипел воздух, и наш «КамАЗ» встал, как вкопанный. Приехали.
«Шеви» замер слева, и из него никто не показывался. Ну, что же, будем вежливыми — я открыл дверцу, выпрыгнул из кабины и, обойдя ее спереди, двинулся по снегу, который оказался здесь неожиданно глубоким, к «шевроле».
С пассажирской стороны опустилось тонированное стекло, и на меня уставился… ствол. Вот это здорово!
Я не видел, у кого в руках был этот ствол — ночь, яркий свет фар наших и «шеви», — но мне почему- то это не понравилось: не люблю я, когда со мной вот так, по-хамски, блин… И еще мне почему-то показалось, я прямо инстинктивно почувствовал, что там, в машине, с автоматом — женщина.
Дева печальна сидит, праздный держа… автомат!
Зар-р-раза… Этого мне только не хватало! Совсем чокнулись — без оружия уже в сортир не ходят. Человек с ружьем, мать их… Вернее — баба с ружьем. Или не баба?
Я сразу вспомнил ту июньскую белую ночь у деревни Зуево, заброшенное лесное кладбище, и в голове мелькнуло имя — Мария.
Если это человек Логинова — не будет она стрелять, однозначно. Если нет — тем более. С какого это фига?
Деваться мне все равно было некуда, и я пошел ва-банк, напропалую. Я бодро-весело поднял руки — мол, сдаюсь, сдаюсь, затем опустил их и громко и почти радостно сказал:
— Привет, Мария. А где Гена? — Попал в десятку. Гена был здесь. На сей раз он сам сидел за
