помета, что и Кими. — Фейс уже собралась рассказать мне подробно о той собаке и о судьбе всех братьев и сестер Кими.
— Когда это было, Фейс? Ты можешь назвать день или хотя бы месяц?
Но Фейс все-таки сначала рассказала, почему вернули щенка, добавив, что вообще-то она таким людям собаку ни за что бы не продала, потом объяснила, почему же она все-таки им ее продала, и лишь потом назвала более или менее точную дату — День благодарения.
К концу моего телефонного разговора Кевин уже приканчивал вторую банку пива.
— Надеюсь, ты внимательно слушал? — сказала я. — Ну что? День благодарения подходит?
Должно быть, подошло. Он взял у меня адрес и телефон Фейс, хотя вряд ли он когда-нибудь купит у нее собаку. Потом он допил пиво и ушел.
— Все мужчины одинаковы, — сообщила я собакам, которые уже тихонько подвывали в ожидании обеда.
Собаки — существа, чуждые всяческой политики, и одна из главных радостей общения с собакой в том, что ей можно говорить все, что угодно, не опасаясь, что она о тебе как-нибудь не так подумает. Более того, можно сегодня сказать одно, а завтра — другое, прямо противоположное, и ни одна собака не укажет вам на это противоречие.
— Все мужчины одинаковы. Получили свое — и след простыл. Интересно, догадался ли Кевин разузнать, почему Донне понадобилось пристроить тебя, Кими?
Кими навострила уши.
— Конечно, не догадался. Но мы-то знаем! Мы-то понимаем! Даже больше, чем нам хотелось бы. Да, кстати, о Донне! Я ведь говорила тебе, что она тебя любила. Знаешь, что произошло? Она все рассказала о себе Элейн Уолш, и та часть ее рассказа, которая касалась тебя, была правдой. Донна рассказала Элейн, что она с тобой делала. Она хотела прекратить это, но не могла. Она любила тебя, понимаешь?
Собаки смотрели на меня неотрывно. Было без нескольких минут пять. Ни при каких обстоятельствах их обед не должен состояться раньше пяти. Собаки, конечно, начинают просить еду раньше, но я никогда не потакаю их капризам, потому что больше всего, и даже больше еды, собаки ценят последовательность и порядок. И разве можно их в этом упрекать? Ведь и люди таковы. Вот я, например. Если я вижу семейную пару, я сразу предполагаю, что муж — мужского пола, а жена — женского. Кто какого пола на самом деле, значения не имеет. Важно, что у меня возникает именно такая мысль.
— Вы, ребята, прекрасные слушатели, — похвалила я собак. — Ну так слушайте! Донна совершенно потеряла контроль над собой. Поэтому она решила, что должна обезопасить тебя, Кими. Она надеялась оставить тебя у кого-нибудь на несколько дней. Она звонит Стиву — у него нет места. Она звонит Фейс — тоже отказ. Возможно, она попробовала сунуться еще куда-нибудь. А знаешь, почему тебя нигде не брали? Потому что тогда было не Рождество, а День благодарения. На свете много недалеких людей, которые считают, что они лучше отпразднуют этот праздник, заперев своих лучших друзей в тюрьму. Вот почему нигде не нашлось места для тебя, Кими.
Собаки подвывали.
— Итак, она мечется, разрывается на части. Может, ей показалось, что в последний раз она действительно сделала тебе больно. Ей нужна помощь. И она обращается к человеку, который просто обязан ей помощь, к своему психотерапевту Элейн Уолш. Она собирает тебе чемодан, Кими, и садится писать письмо. Вот на этом месте, ребята, история заканчивается, потому что письмо она не дописала. Почему? Потому что она незадолго до этого пообедала. И на обед, ну, или на ланч, это все равно, у нее был… домашний сыр. Может быть, она собиралась привязать тебя около дома Элейн, может быть, оставить у нее в приемной. Этого мы не знаем и уже никогда не узнаем, потому что кто-то убил ее. И мне бы хотелось, чтобы этот кто-то оказался не из числа моих знакомых. Не из числа тех, кто любит собак. Но кто бы это мог быть? Мало ли кто мог желать смерти Элейн. Бен Мосс? Шейла? Антифеминисты вроде того парня из Монреаля? Не думаю. Хотя все возможно. Но Донна? Вот Донна ни для кого не представляла опасности. Кроме Джоэла. Только у него были причины избавиться от обеих. Но Кевину я не сказала ни слова, правда? Ну что? Пора обедать?
Рауди давно знает слово «обедать», и Кими быстро его выучила. Кими я привязала к ручке кухонной двери, а Рауди по моей команде улегся в противоположном конце комнаты. Тогда я распечатала пакет «Еканубы». Поставив миску Рауди на пол, я запустила его в гостиную и закрыла за ним дверь. Кими, конечно, подвывала и скулила, но как только миска оказалась вне пределов досягаемости, она тут же успокоилась. Ее миска наполовину опустела раньше, чем я успела поставить ее на пол. Как только миска оказалась на полу, Кими страстно обняла ее передними лапами, и скоро с трапезой было покончено. Кими отрывалась от нее только для того, чтобы убедиться, что я не собираюсь стащить у нее кусочек.
— Многие считают, что полезнее тщательно пережевывать пищу, — сообщила я ей.
Потом взяла у нее пустую миску и впустила Рауди обратно.
— У нас на сегодня ничего не запланировано, — сказала я. — А чего уж мы точно не станем делать, так это встречаться с Кевином Деннеги. И все же кое-что нам надо будет сделать. Если бы речь шла только об Элейн, я бы не была так уверена. Но Донна! Она вовсе не собиралась умирать. Она просто хотела, чтобы Элейн посидела с ее собакой. Возможно, с Элейн у него просто не было другого выхода. Но Донна? Он знал, что она лжет, и она это знала. Вот чего я никак не пойму. Почему он не попытался поговорить с ней? Ладно, Элейн, наверно, не стала бы его слушать. Но Донна?… Можем ли мы утверждать, что он этого не делал? Думаю, можем. Иначе она рассказала бы Элейн. А Элейн упомянула бы об этом в своем втором письме. Или последовало бы еще одно письмо. Знаете, что я думаю? Донна, наверно, вздохнула бы с облегчением, если бы ее заставили выговориться. Человеку всегда легче говорить правду, чем лгать.
Я села на пол в кухне и похлопала рукой по линолеуму. Это сигнал для Рауди. Он улегся рядом, я почесала его за ухом, погладила морду, провела кончиками пальцев между глаз. Потом и Кими к нам присоединилась, и я гладила их попеременно, то одного, то другую.
— Он не дал ей шанса, — рассуждала я. — Скорее всего он слишком испугался и думал, что уговоры не помогут. И тогда люди все узнают о нем! Он не хотел рисковать. Если бы речь шла только об Элейн. Не знаю. Но дело не в этом. Может, у него была серьезная причина убить Элейн. Самозащита. Но Донна? Донну он тоже убил. И все-таки в случае с Донной у него был выбор! И он выбрал… убийство. Неужели он был так напуган, что решился на это?
Кими не любит, когда я смотрю прямо ей в глаза, но сейчас я все-таки посмотрела.
— Ты тоже хороша, знаешь ли, — сказала я ей. — Не одна я заметила, какие у тебя дурные манеры. Джоэл это тоже заметил. И они видели, как мне было неловко. Они знают, что я люблю собак и понимаю их язык. Благодаря тебе, моя красавица, они теперь знают, что Я ЗНАЮ! Он заметил, как я посмотрела на него.
Глава 19
— Меня зовут Холли Винтер. Я бы хотела записаться на прием к доктору Арсено.
— Вы по какому поводу? — Женщина говорила настолько в нос, что, будь Арсено врачом ЛОР или аллергологом, она отвадила бы всех его потенциальных клиентов своим простуженным прононсом.
По какому поводу, спрашиваете вы. Ну, скажем так: прежде чем я пойду к Джоэлу Бейкеру и уличу его в убийстве двух женщин, мне нужно выяснить, мог ли он раздобыть достаточное количество синеквана.
— Я себя неважно чувствую, — сказала я.
— Значит, вам не срочно?
Железная логика!
— Ну, я, конечно, не при смерти, но хотела бы показаться врачу поскорее, если можно.
Я не умею симулировать тоску по синеквану, но изо всех сил старалась казаться одновременно и возбужденной, и подавленной.
— Завтра в два тридцать. Вам подойдет?
— Прекрасно, — сказала я.
