конкретном случае — квартиры у меня больше не было.
Место, где она располагалась, осталось, и дом на месте стоял. И этаж мой третий сохранился, и четвертый, и пятый. Но вот моей конкретной квартиры, жилья моего, где я прожил почти тридцать лет, женился, детей растил — не было. Сгорела моя квартирка. Выгорела, как говорится, дотла.
Я в первый момент не поверил, шарил глазами по окнам дома… Но в самой глубине, на самом донышке уже понял — …дец!
А ведь чего-то такого я и опасался. Чисто теоретически. Однако — вот. Свершилось. Ну гады же, гады…
Брезентовые пожарные у красных машин, закончив героическую борьбу с огнем, сворачивали свои кишки-шланги, убирали лестницу. В мертво-черных, закопченных глазницах окон моей некогда уютной хаты то и дело мелькали их белые каски. Они прямо в окно выбрасывали какие-то обугленные лохмотья, останки предметов, прежде принадлежавших мне, моей жене, детям.
Поодаль собралась молчаливая толпа любопытных. Визжала с причитаниями соседка снизу, ее квартире тоже досталось — начисто залили. Возмущенно галдели верхние, прилично закопченые, соседи. Зеваки уже начали расходиться.
Мы с Борькой проехали мимо дома и остановились неподалеку.
На меня словно нашло что-то, некий ступор. Я не сошел с ума и не умер от горя или от разрыва сердца. Я как-то заледенел… Только мышцы лица вдруг на мгновенье свело. Впрочем, чуть позже некоторое подобие вспышки ярости возникло, застило глазыньки, но — безотносительно. Не было врагов-то осязаемых, видимых. Все равно, что на погоду обижаться. Бесполезняк.
Попсиховал я немного, постучал кулачонками по торпеде — она у меня, слава Богу, железная, не сломалась — и унялся. Не с Борькой же воевать!
А он поначалу, как и я, вроде и не понял ничего, не въехал. Что-то говорил по инерции, каламбурил. Потом повнимательнее вгляделся в мой фэйс, перевел взгляд на окна выгоревшей квартирки и наконец заткнулся. Дошло.
Я вскоре немного успокоился и словно какое-то душевное облегчение испытал. Все встало на свои места, все наконец прояснилось окончательно. Появился, так сказать, последний аргумент. И еще тихо порадовался тому, какой я умненький-благоразумненький — семью свою вовремя спрятал и сам в гараже отсиделся. Случайно, конечно.
Вид моих выгоревших хором, по крайней мере внешне, на Борьку произвел более сильное впечатление, чем на меня — он молча разинул рот и долго не закрывал его. Как птенец-кукушонок в ожидании мухи. Потом захлопнул пасть и стал своими большими лапами тереть лицо. Ну три, три…
Близко к моему подъезду мы благоразумно приближаться не стали. Заглушили мотор в некотором отдалении от места происшествия, минут десять посидели, приходя в себя от шока, потом Боб ушел на разведку — повыспрашивать, повынюхивать. Я, как более опытный конспиратор, из машины вообще не высовывался. И перед соседями светиться не хотелось, и недруги, в существовании которых я уже не сомневался, могли меня высмотреть.
Да… Теперь я на сто процентов прочувствовал, что влетел с этой мутно-пакостной кассетой серьезно. Всерьез и надолго, как говаривал дядя Вова-лысый.
Впрочем, насчет «надолго» — это еще бабушка надвое сказала. Хорошо, если действительно «надолго». 0-хо-хо…
Перед тем как Боб покинул машину, я проинструктировал его, чтобы сильно у квартиры, вернее, у того места где недавно была моя квартира, не маячил.
— Не светись. Выведай, что сможешь, и назад. И поглядывай — не увяжется ли кто за тобой.
— Витек, мне очень жаль… и все такое. Не убивайся сильно. Ребят соберем, отремонтируем твою хату, поможем, чем сможем. Ну, а пока у меня поживешь. А от электричества — не могло?..
Я выразительно посмотрел на него.
— Я что — дурак, да? У меня вся проводка медная из провода сечением три с половиной мэмэ. Сам делал. — Боб молчал. А что тут скажешь?
— Электричество… Считать умеешь? Тогда считай: нехорошая кассета — раз, прокат в библиотеке ломанули — два, квартира — три… Цепочка получается. Больше двух совпадений. Не верю я в такие совпадения.
— Нет, почему? Бывает. Я как-то раз в один день четыре колеса проколол, — промямлил Борька, вздохнул и опять потер руками лицо.
— Четыре колеса… Наср… на твои колеса! Резина, наверное, гнилая была, вот и дырявились. Тут, — я кивнул в сторону дома, — покруче будет. По теории вероятности, шанс на случайные совпадения — где-то возле нуля, одна миллионная. А ты — электричество! Это, Боря, тонкий намек, а не электричество. Намекает мне кто-то на что-то. Три совпадения подряд — перебор, Боря.
Борька молчал, и думал какую-то свою мысль. Погрустнел парнишка. Да и мне петь-плясать не хотелось.
— Если будет четвертое совпадение, то пятого, для меня, по крайней мере… а впрочем, может, теперь и для тебя, — не удержался и подколол я, — уже не понадобится. Я только еще раз тебе напомню — мы еще не очень разогнались, Боб. Тебе еще не поздно соскочить — ты ведь кассету не видел и пока никаким боком вроде бы не замазан.
— Да пошел ты… — ненормативно ответил мне Борис Евгеньевич и вылез из машины, с силой захлопнув за собой дверцу. Вот так всегда — никакой логики, одни эмоции и неприкрытое хамство. Чалдон — что с него взять.
Последней каплей, или окончательной причиной нашего отбытия на реку Паша — или Пашу? — послужило четвертое совпадение. Аргумент, которого не хватало Бобу для полноты ощущения.
Я не специалист по конспирации, я только учусь. И пока еще не обучен отрываться от «хвоста», стрелять «по-македонски» и прочим шпионским штукам. Я, честно говоря, даже и не в состоянии определить, следят за мной или нет. Да у меня даже ампулы с цианистым калием и пистолета с глушителем нет! Борька за сорок пять лет мирной жизни тоже не выучился ничему толковому в этой области.
В общем, мы с ним на этом невидимом фронте друг друга стоили. Ни одной карты из немецкого генштаба не украли, ни одного состава с танками под откос, даже случайно, не пустили. Поэтому, как только от моего пожарища отъехали, я предложил разделить обязанности: Борька — за баранкой, я, изображая знатока, через заднее стекло пытаюсь разглядеть — есть «хвост», или нет. На всякий случай.
Короче — два престарелых чудака на букву «м» решили изобразить из себя конспираторов-нелегалов. А почему бы и нет? «Пуркуа па?» — так сказать.
Действительно — было бы смешно, если бы не было так грустно. Если бы не моя непонятно отчего сгоревшая квартира.
Поездили мы с полчаса туда-сюда по городу, почти уже к Борькиному дому подгребли — а куда еще? — и решили, что «хвоста» за нами нет. Ну и слава Богу, ну и ладненько…
И все бы ничего, если бы не белая «копеечка»… Старенькая такая, неприметная, но шустрая.
Дело в том, что Боб, как хорошая лошадь, которая прибавляет шагу при подходе к дому, выехав на Стачек, довольно резко газанул от светофора, аж колеса взвизгнули.
Ну, ясно — ас, гонщик хренов. Да и колеса, понятно, не свои, чего их жалеть. Я содрогнулся за мою «мишелиновскую» резину, но промолчал. Короче, мы ушли с перекрестка, как камень из пращи, оставив позади стадо красивых иномарок с движками, пожалуй, и не хуже нашего. И только скромная белая «копеечка» рванула так же лихо, как и мы, и повисла сзади.
«Копейка» как «копейка» — ВАЗ-2101, но с тонированными стеклами. Мало ли в городе таких машин.
— Эге, Боря, — сказал я голосом Ефима Копеляна за кадром. — Покрутись-ка еще, погоняй кругами по окрестностям, не приближаясь к своему бунгало. Кого-то эти глазки мне напоминают. И подинамичнее, порезче… Разгон — тормоз, влево — вправо… ты умеешь. Повыделывай-ка чудеса на виражах. Только пионера не задави.
Минут через пять я полностью убедился, что «копейка» — это как раз и есть наш пресловутый «хвост». Она слегка отстала от моего «уазика», но висела цепко. На «желтый» пару раз за нами
