лапах, хоть колокольчик ему на шею вешай. Ну, и где же это мы почти трое суток бродили? Хоть имя назови…
— Все там же, — сказал Гена и поцеловал Аллу в шею, — на службе. И зовут ее — работа.
— Ну-ну… Не очень красивое имя. Голодный?
— Спрашиваешь. Голодный, холодный и спать хочу. Поем и упаду в сон часиков на десять. Веришь, за трое суток — три часа.
— Садись за стол, все готово. Расскажешь?..
— Сначала съем то, что приготовила, потом — тебя. А рассказывать нечего — опять дезертира с автоматом ловили.
— Ты что — сам?..
— Да нет, слава Богу. Еще мне хватало! Но уйти нельзя было.
— Поймали дезертира?
— Ага, все в порядке. И поймали, и автомат нашли. Обошлось даже без стрельбы. Но нервы негодяй потрепал… Ладно — не тема это. Неинтересно. Давай, накладывай щедрой рукой.
Алла положила Логинову на тарелку изрядную порцию жареной свинины, картошки, подвинула поближе хлеб.
— Налетай. Полчаса назад Юра Зальцман звонил, Светка болеет. Желтуха. Вторую неделю в Боткинских лежит.
— Угу, — сказал Гена с набитым ртом, — что-нибудь серьезное?..
— Не знаю, он особо не распространялся. Переживает, конечно. Грустит. Сказал, что перезвонит часов в девять.
— А пацаны где?
— Ленька как всегда кобелирует со своей Викулей. На дачу к ней уехал, наверное, газон стричь. Гриша на халтуре, вагоны разгружает где-то на Сортировке или в Обухове. Сказал, заночует у ребят в общаге… — сообщила Алла и добавила в тарелку Логинову еще несколько кусков жареной свинины.
— Совсем мальчишки от рук отбились. Не находишь?
— А что делать? У нас в арсенале только слова остались, — вздохнула Алла. — Да ладно, нормальные парни выросли, не дураки и не бездельники.
— Да уж… По нынешним временам, слава Богу, хоть с правильной ориентацией и не наркоманы, — хмыкнул Гена.
— Не болтай глупостей.
Геннадий Алексеевич из-за своей неспокойной службы женился поздновато, в тридцать с небольшим. Только-только майора получил, академию закончил. И вот уже скоро как двадцать лет живут с Аллой. Всякое, конечно, бывало, и мирились и ссорились, но до серьезного никогда не доходило. Его удивлял Юрка Зальцман, этот чудак, четыре раза женился. На сей раз, кажется, удачно, дай им Бог счастья со Светкой!
Телефон зазвонил ровно в девять — Юра, легок на помине.
— Гена к тебе можно? Я ненадолго…
— Дурацкий вопрос, старик, — сказал Логинов и подумал, что сон откладывается по крайней мере еще на два часа.
Через полчаса в квартиру ввалился не очень-то и грустный Юра.
— А вот и я, — сказал он и облапил толстыми руками вышедшую навстречу Аллу. — Целоваться, мать, мы с тобой не будем. Во-первых, у Светки гепатит, а у меня — пока еще точно не выяснил, а во-вторых, боюсь, меня Генка от ревности шмальнет из своего «манлихера». Вот хохма будет, сенсация — журналист Зальцман застрелен из «манлихера»!
— У меня на службе «Макаров», — успокоил Юру Логинов.
— Гена, а почему «Макаров»? Я слышал, уголовный розыск и ФСБ на ПСМ давно перешли.
— Тоже мне — специалист, — хмыкнул Логинов. — У нас, у юристов, ПСМ не в моде. Наши юристы «стечкина» любят, а «Макаров» — для дома, для семьи. Соседей погонять, собак пострелять. Одевай тапочки и проходи.
Они втроем прошли на кухню, поставили чайник на газ, поговорили о детях, о здоровье вообще и о Светином гепатите в частности. Алла достала из холодильника нарезанный сухой торт, вазочку с конфетами «Коровка», баночку брусничного варенья и минут через пятнадцать, сославшись на незаконченный перевод — оставила мужчин на кухне одних.
— Итак?.. — вопросительно спросил Геннадий Алексеевич. — Просто соскучился, или по делу?
— И соскучился в том числе, — кивнул головой Зальцман. — И почесать языком с тобой захотелось.
— Мог бы и почаще заходить. Не за тысячу верст живешь.
— А ты сам когда у меня был? — парировал Юра.
— У меня — работа…
— У всех — работа. Ладно, замнем… Действительно — что-то видок у тебя… не того, — тактично намекнул Зальцман. — Ты не с бодуна ли?
— Пошел к черту! Почти трое суток не спал, да и не ел толком. Кофе да бутерброды. При такой жизни расцветешь.
— Ну-ну… — кивнул головой Юра. — Понятно. Ладно, тогда я ненадолго. Скоро отпущу тебя спать.
— Ради тебя потерплю еще немного.
— Потерпи. А что у вас там, в вашей ВЧ, или где там ты служишь, и поспать негде?
— Поспать есть где, но некогда, — Логинов непроизвольно зевнул. После сытного обеда-ужина его вдруг сильно повлекло в сон. Глаза он еще удерживал открытыми, но сознание уже балансировало на грани засыпания.
— Гена, мы оба знаем, что ты человек специальный…
— И что?.. — спросил Логинов, и сонливость с него как рукой сняло. Он вдруг понял, что Юрка опять лезет в какое-то «дельце». Начнет искать «правду», копать, «выйдет на след». Один раз ему уже какие-то хмыри сожгли машину, прекрасную белую двадцатьчетвертую «Волгу». Мало ему?..
— Ничего. Есть дело. Конфиденциальное, — с серьезным видом продолжил Зальцман.
— Дальше двигай, не тяни кота за хвост, — подбодрил друга Логинов и закурил восьмую за день сигарету. Он второй месяц бросал курить по системе Банникова.
— В общем, я не знаю, к кому мне и обратиться, — ты моя последняя надёжа. Посоветуй. Опять я влез, кажется, в одно гнусное дело. Документы кое-какие раскопал. Горячий материал. И свидетели есть.
— Ну, я так и подумал. Устал я, Юрка, от всего этого… — вздохнул полковник. — Ты сказал: «последняя надежда»… К кому-нибудь еще обращался?
— Да нет, это я к слову.
— Ну, и слава Богу. Юрка, хочешь, дам один-единственный, самый хороший, универсальный совет?
— Гена, да погоди, ты не знаешь даже, о чем я.
— А и не надо уже ничего знать, я же сказал — совет универсальный. Первое, заткнись в тряпочку и живи спокойной… ну, почти спокойной, частной жизнью. Жена, дети, и все такое. Ты парень талантливый и всяких-разных тем и темочек тебе хватит на всю жизнь. И деньги практически те же. Второе — не можешь заткнуться, уезжай. Здесь тебя в конце концов убьют. Я тебя, Юрка, хорошо знаю, слишком хорошо. Ты хороший и честный парень, но тебя в конце концов грохнут — уж больно ты глубоко пытаешься влезть во все эти грязные делишки. За тобой же ничего нет, понимаешь? Ты — один… Никто тебя не прикроет, никто не пошлет тебе на помощь бригаду бойцов с автоматами. Убьют и не поморщатся. Ты хоть представляешь, в какой грязи мы сейчас барахтаемся, в кровавой грязи?
— Полковник, ты меня заколебал своими сентенциями, — Зальцман откинулся своим большим телом на спинку стула и сцепил руки за головой. — Я к тебе по делу, а ты мне опять херню строчишь.
— Очень образно… Ну ясно, ясно — журналист.
— Я могу и образней.
