мало ли на свете майоров и схожих голосов. — Столетников!.. Александр!.. Ты что, не узнаешь?
Опустив чемоданы, перед ним остановился Нижельский.
— Товарищ гвардии подполковник, вы ли это? — изумился Столетников, еще не веря своим глазам. — Вот так встреча! Как попали сюда?
— Гора с горой не сходится, Саша…
Они крепко сжали друг друга в объятиях и по-солдатски расцеловались, искренне радуясь встрече.
— Вот уж, действительно, — гора с горой не сходится… Ну, принимай однополчанина, показывай город.
— Да что показывать, я и сам-то здесь без году неделя.
— Тогда поехали в гостиницу, троллейбусом минут десять езды, говорят.
Они взяли по чемодану и, оживленно разговаривая, двинулись в путь.
Хмурые тучи жались к земле. Холодный ветер визжал, цепляясь за телеграфные провода, потрескивали под ногами тоненькие корочки льда, вместе с мелким дождем сыпались острые крупинки снега.
В номере гостиницы было тепло. Столетников впервые со дня демобилизации говорил откровенно, не таясь, и в каждом его слове Нижельский чувствовал грусть и тоску, отчаяние и безнадежность.
— И вот я приехал в Свердловск… на иждивение сестры… Ну, встретили, накрыли стол. Кое-что купили в коммерческом магазине и на рынке, кое-что получили по карточкам. Известно, нелегко сейчас с продовольствием. Но дело не в этом… Собрались свои, пришли родственники мужа сестры, сослуживцы. Интересно же поговорить с фронтовиком, с Героем Советского Союза! А мне не до рассказов… И я напился сразу, как сапожник, — первый раз в жизни! — чтобы не приставали с расспросами. Наутро опохмелился порядочно, думал — забудусь, но не-ет, не действует. Я еще. Потом бродил по городу, думал, как жить, чем заниматься.
— И долго ты, ходишь да думаешь?
— Недели две… — невесело улыбнулся Столетников.
— Саша, — медленно начал Нижельский, — по-моему, тебе надо хорошенько отдохнуть…
— Олег Петрович!.. — с упреком перебил его Столетников. — Вы, вероятно, считаете меня больным, не совсем нормальным? Я совершенно здоров.
— Верю, Саша, — серьезно сказал Нижельский, — но ты переутомился. Да-да-да, переутомился от безделья! Забил голову дурными мыслями, опустил руки, и тебе кажется, что все потеряно. Да, тебе надо отдохнуть, — продолжал он, — отдохнуть в работе, чтобы вздохнуть времени не было. И я тебе такую работу предоставлю в самый короткий срок. И попробуй мне отказаться…
— Что, наложите взыскание?
— Да. Наложу…
— Опоздали, я демобилизовался, товарищ подполковник…
— Запаса, — закончил за Александра Нижельский и, глядя на оторопевшего собеседника, улыбнулся.
— Как? — Столетников даже привстал. — Вы демобилизовались?
— Уволился в запас. И назначение получил.
— А куда? — спросил Столетников, и потянулся к коробке папирос.
— Сюда… В распоряжение обкома партии. Не знаю еще, на какую должность, но это не имеет значения. И кому-кому, а тебе дремать не дам… по старой дружбе. Тебя демобилизовали. Ну и что же? Тысячи офицеров едут домой. Посмотри на страну, вспомни то, что в войну пережил, что видел собственными глазами. Все исковеркано, разрушено, сожжено немцами. А кто восстанавливать будет?.. Я спрашиваю, кто будет, если все офицеры, как ты, рассуждать станут?.. Видите ли, он не может без армии!.. А ведь ты солдат, солдат трудовой страны, который обязан выполнять долг там, где прикажет партия, Родина!.. Молчишь?.. То-то!..
До глубокой ночи затянулся разговор фронтовых друзей. Расстались во втором часу, договорились утром встретиться в обкоме.
— Приду, Олег Петрович, обязательно!..
15
Трактор с прицепом остановился у штабелей дров, бросавших на волок длинные тени. Выглянув из кабины, Русакова посмотрела на солнце. Оно было еще высоко.
«Успею!» — подумала она и, став на гусеницу, спрыгнула на землю.
Рабочие лесосклада приступили к разгрузке, взялась за полено и Татьяна, и тут надтреснутым дискантом пропел гудок шпалорезки.
— Ну, шабаш, бросай работу, — сказал партнеру усатый рабочий, — завтра докончим!
— Как же это завтра? — заволновалась девушка. — Или вы не знаете, что с завтрашнего дня мы переходим на сквозной метод?
— Все уши прожужжали, — спокойно возразил рабочий. — Ну, и с богом, а нам-то какое дело? Гудок был, значит, кончай работу. Закон! Так-то, милая!
— Эх-х, — с горечью вздохнула девушка и посмотрела в сторону шпалорезки, куда собирались рабочие.
Там: машины уже разворачивались в сторону поселка, люди залезали в кузовы.
— Русаковой наше почтеньице, — вывел ее из задумчивости чей-то голос. — Кого ждешь, Таня, почему не глушишь мотор?
— Ступай своей дорогой, — отмахнулась Татьяна и взялась за полено.
Не глядя на проходящих мимо рабочих, она стала укладывать дрова в штабель и, чтобы ни о чем не думать, считала. Так, казалось, работа шла быстрее.
— А ну, товарищи, поможем Татьяне, — услышала она знакомый голос и, оглянувшись, увидела технорука Седобородова, остановившего группу рабочих лесосклада.
— Помочь, можно, — отозвались те и, побросав на штабель телогрейки и куртки-спецовки, принялись за работу.
Таня с благодарностью взглянула на технорука.
— Молодец, дочка, — подойдя, сказал он, — правильно, говорю, делаешь, что не оставляешь назавтра. Однако, зря своих рабочих отпустила.
— Гудок же был, Сергей Тихонович, — тихо ответила девушка, виновато глядя на высокого, горбоносого старика, с прокопченными табаком пышной бородой и усами. — Шабаш, говорят.
— Шабаш шабашом, а закончить надо… Ну, поезжай! — кивнул он на трактор.
Таня влезла в кабину трактора и взялась за рычаги. Сильней заурчал мотор, машина дрогнула и рванулась с места.
«Ну, вот, теперь я успею!» — радостно засмеялась девушка и подумала о Николае. Улыбнулась, радуясь, что теперь они будут вместе, в одном звене!..
Чем ближе подъезжала она к делянке Верхутина, тем звонче стучало сердце.
В центре пасеки у тракторного волока собрались лесорубы. Увидев Русакову, Константин Веселов многозначительно подмигнул товарищам и, приняв театральную позу, пропел:
Девушка нахмурилась, но на лице Константина было такое невинное выражение, что она невольно тут же улыбнулась, простив ему шутку.
