молчать, не имею права!..»
И она написала письмо…
Написала и отправила, и мысль о любимом человеке с этого дня не покидала ее.
9
У Доски показателей сгрудились члены звена Верхутина. Они внимательно просматривали процент выполнения недельного графика по лесоучастку Зябликова и его звеньям. Лесоучасток работал скачкообразно: то уложится в график, то отстанет и идет далеко позади остальных.
— Картина ясная, — не допускающим возражения тоном, сказал Веселов, — от работы не бегают, и работу не делают. Пошли, ребята, однако, разнарядка кончилась.
В приемной директора секретарша что-то торопливо выстукивала на машинке.
«Ишь, навалило сколько их», — с раздражением думала Зина, косясь на Уральцева и ожесточенно выстукивая клавишами барабанную дробь.
— Мы к директору по важному делу, Зина, — настойчиво сказал Верхутин, останавливаясь у ее стола, — доложите, пожалуйста.
Зина молча допечатала страницу и нехотя направилась в кабинет. Вернувшись, так же молча указала на дверь.
«Даже не посмотрел на меня, — с обидой подумала она, провожая взглядом Николая. — Ну, что я плохого сделала, что он даже разговаривать и смотреть на меня не хочет?»
Из кабинета слышался раздраженный голос директора.
— …Зябликов, поймите, что ваш лесоучасток проваливает план по рудостойке, — Павел говорил в микрофон недавно проведенного на лесоучастки селектора, кивком головы отвечая на приветствия лесорубов. — Когда же выправитесь?
— Людей, надо, товарищ директор, — раздался из репродуктора голос Зябликова. — И не мешало бы еще с полсотни топоров… да и лес сейчас толстоствольный, жалко резать на крепеж, и лесорубам невыгодно…
— А вы, Семен Прокофьевич, объясните людям, что крепеж с нас требуют в первую очередь, шахты ждут, шахты, — сказал Столетников, подойдя к микрофону. — А на людей не пеняйте: то у вас «карандаши» одни, то толстоствольный, а тянетесь в хвосте…
— Я вас слушаю, товарищи, — сказал Павел вполголоса лесорубам, чтобы не мешать селекторному разговору.
— Наш лесоучасток соревнуется с зябликовским. — начал не торопясь Верхутин. — А раз мы соревнуемся, значит, мало самим хорошо работать, надо чтобы и другие не отставали. Ведь в этом же суть соревнования?!
— Совершенно верно, — подтвердил Павел.
— Одним словом, Павел Владимирович, — сказала Русакова, не любившая многословия, — мы просим разрешить нам поехать на одну-две недели к Зябликову и передать его лесорубам наш опыт.
— А как на это смотрит Михаил Александрович? — спросил Павел и, видя, что лесорубы мнутся, вопросительно взглянул на Заневского.
— Помочь отстающим — дело хорошее, — сказал тот, — но разве обязательно посылать туда все звено? Пусть Зябликов присылает к нам людей. Я так и сказал им давеча, а они…
— Пришли сюда и правильно сделали! — весело закончил за него Павел и, улыбаясь, продолжал:
— Пожалуй, надо инициативу лесорубов поддержать, дело-то ведь общее. Большое спасибо, товарищи, за предложение, поезжайте!
Заневскому, с одной стороны, было обидно, что Леснов сделал по-своему, но, когда подумал, что таким образом его лесоучасток еще больше «утрет» нос лесоучастку Зябликова, улыбнулся и уже дружелюбно посмотрел на лесорубов.
— Только не осрамитесь там, — предупредил он.
Павел подошел к микрофону, сказал:
— Товарищ Зябликов, завтра к вам прибудет подкрепление с лесоучастка Заневского — звено Верхутина. Теперь не жалуйтесь. И постарайтесь сделать так, чтобы ваши лесорубы переняли опыт верхутинцев. Вы поняли меня?
10
Костиков крутился у зеркала: то не понравилась сорочка, и он надел другую, то никак не мог завязать галстук, потом оторвалась на пиджаке пуговица, и он, не желая тревожить жену, занятую у плиты, стал пришивать сам.
Потом заглянул в кухню:
— Чем меня нынче женушка попотчует?
— Простоквашей да картошкой в мундирах. Могу и луку дать.
— Но-но-но, — запетушился Костиков, — я нонче, сказать можно, именинник, приспособление мое к лебедке испытывать будут…
— Вот когда испытают да признают, тогда тебя и гостей твоих попотчую, — пошутила жена, заглядывая в духовку и вынула оттуда румяный пирог, начиненный грибами, за ним второй — с рыбой.
— Будет тебе, бабка, смеяться. Подавай, что ни есть на стол.
Позавтракав, Костиков отправился к конторе и, вместе с директором, замполитом, техноруком и секретарем райкома, поехал на лесобиржу. Там, против штабелей круглого леса, стояла на низких широких санях трелевочная лебедка с его приспособлением. Около нее прогуливались Бакрадзе, старик Леснов, Заневский, потом появился Раздольный.
Вскоре из-за поворота показался хвост проталкиваемого под погрузку порожняка. Через несколько минут состав проплыл мимо, и машинист с Костиковым начали расстановку вагонов. Два четырехосных полувагона остановились рядом у штабелей круглого леса. Грузчики установили бортовые стойки, слеги- покаты и ждали команды.
Бакрадзе махнул рукой и пустил хронометр.
— Раз-два… взяли!.. Раз-два… взяли!.. Правая сторона, тормози! — командовал звеньевой, и грузчики, натягивая веревки, вкатывали кряж в полувагон.
А в это время два прицепщика, собрав пачку кряжей, зацепили ее тросом с обеих сторон и отошли в сторону, махнув рукой укладчику, находящемуся в вагоне. Тот дал сигнал мотористу. Моторист включил электромотор, пустил в ход лебедку — завертелся рабочий барабан, наматывая трос, и пачка кряжей взобралась по слегам на борт полувагона, повисла в воздухе под А-образной стрелой лебедки.
— Сто-ой! — крикнул мотористу укладчик, и тот затормозил рабочий барабан, потом по сигналу укладчика стал медленно опускать пачку древесины в вагон.
— Здорово! — в один голос воскликнули Нижельский и Столетников.
Костиков смущенно улыбался, сдерживая волнение.
Заневский стоял хмурый, красный. Думал: «Вот они мне и доказали, дураку. Вон звено в десять человек лишь второй кряж вкатывает, а лебедчики вторую пачку уложили… Но ведь А-образной стрелы не было, это уже потом Леснов и Столетников добавили, — оправдывался перед собой Заневский, и тут же упрекнул себя. — А мне надо было разобраться и не слушать Раздольного», — и он бросил на него ненавидящий взгляд, словно этим мог исправить положение.
Над лесобиржей неслось «ура!» Грузчики, оставив работу, бросились к Костикову и стали его качать, обнимали, что-то кричали ему, жали руки.
«Они мне весь костюм помнут!» — растерянно думал Костиков, стараясь вырваться из объятий. —
