— Гриша, — тронул за рукав Верхутина Уральцев, — а что, ежели мы своих людей разделим на два звена и пополним их лесорубами Зябликова.
— Верно, — Григорий одобрительно посмотрел на Николая, — попробуем денек.
На лесоучасток пришли за четверть часа до начала работы.
— Ну, Гриша, — сказал Верхутину Зябликов, — какую тебе дать делянку?
— Новую, — попросил Григорий, — парочку пасек, чтобы рядом были и человек десять. И попрошу вас, кроме трактора Русаковой, направить еще один трелевочный.
— За трактора не волнуйся, а людей выбирай сам.
Верхутин позвал добровольцев, но их оказалось много, и пришлось выбирать самому.
— Коля, — сказал он Уральцеву, — возьми двух помощников и сразу же приступай к повалу, а, остальных ставь на вырубку мелколесья, уборку валежника и расчистку волока, а когда…
— Понимаю, Гриша! — Николай загасил цигарку и поднялся. — Пошли!
Половина лесорубов ушла на соседнюю пасеку.
— Мы, товарищи, приступаем к работе всегда до гудка, — сказал Верхутин лесорубам Зябликова, оставшимся с ним, — и подготовляем рабочее место, чтобы не терять время и уплотнить рабочий день…
— Ладно, уж, не агитируй, — проворчал Раевский, — говори, что делать.
— Вы, товарищ Раевский, и вы, — кивнул Григорий на его долговязого соседа, — со мной будете валить, а остальные…
— Пошли, ребята, на расчистку, — позвал остальных Веселов.
Прозвучал гудок.
Передвижная электростанция дала ток, и Верхутин, включив пилу, сделал подпил. Раевский взмахнул топором, ударил раз, другой, скалывая подпиленную часть. Полетела из-под топора щепа, желтые иглы лиственницы, еще кое-где державшиеся на ветвях, закружились рыжеватыми снежинками в воздухе, а пильная цепь уже врезалась в дерево, и подсобный рабочий, приладив к стволу валочную вилку, нажал плечом на рычаг. Лиственница треснула в комле, вздрогнула, оседая на подруб и, треща ломающимися сучьями, со, свистом резала воздух, падая на землю.
Начался лесоповал.
Застучали топоры сучкорубов, то и-дело слышалось предостерегающее «Берегись!» Уже на обеих пасеках образовалось пространство между вальщиками и сучкорубами, и лесорубы заняли свои места: одни на обрубке и уборке порубочных остатков, кряжевщик с разметчиком и штабелевщиками ушли на разделочную эстакаду верхнего склада, и вскоре появился первый трактор.
Подъезжая к очищенным хлыстам, Татьяна Русакова высовывается из кабины, присматривается, где лучше поставить машину.
Она останавливает трактор у трех вершин объемистых хлыстов. Подходит Зябликов, следит за работой трелевщиков.
«Больно много берет девка, — думает он, — не потянет!»
Русакова включает лебедку, и трос, наматываясь на барабан, подтягивает к щиту дальний хлыст, к нему присоединяется второй, третий, шестой, а прицепщик с помощником бегут к трем вершинам, что у щита, и цепляют их чокерами.
«Ого, — изумляется Зябликов, — кубометров семь будет, неужто повезет? А почему мои трактористы больше пяти кубиков не берут?
Таня быстро передвигает рычаг, и трактор трогается.
— А почему ты не идешь за трактором? — спрашивает Зябликов прицепщика, который, проводив машину с пасечного волока до магистрали, возвращается обратно.
— А мы теперь не ходим, — объясняет тот. — Пока трактор вернется с эстакады, я приготовлю новую пачку хлыстов, и ему не придется стоять.
«Хорошо придумали, — кивнул Зябликов. — Надо и моим трелевщикам рассказать». Работа идет своим чередом.
— Ты теряешь на переходы от дерева к дереву много времени, — поучает верхутинский сучкоруб нового товарища. — Гляди: рядом лежат две ели. Ты обрубаешь одну, а тебе мешает ветками вторая. Ты их отводишь, продвигаешься дальше, а потом возвращаешься опять. А мы вот как делаем…
Став между поваленными елями, он начал обрубать попутно сучья обеих, ловко и рассчитанно взмахивая топором.
— Хорошо, — восхищенно улыбнулся сучкоруб.
На эстакаде, едва Русакова, сбросив пачку хлыстов, съехала на волок, закипела работа.
Жужжит мотор, ему вторит цепь, и от хлыста отделяется отпиленный кряж, второй, третий.
«Ну, и разошлись же, черти! — радуется Зябликов, бегая по пасекам. — И мои не отстают от верхутинцев!»
Гудок, оповестивший о конце работы, прозвучал неожиданно и, как показалось лесорубам Верхутина, раньше времени.
— Эй, Раевский, как нынче работалось? — окликнул раскрасневшегося товарища его вчерашний партнер.
— Ка-ак, рабо-оталось! — передразнил его тот. — То, бывало, домой идешь, в кисете пусто, у других стреляешь на папироску. А нынче только и покурил, что в перерывах, понял? — и он вынул добротный кисет и хвастливо заявил, ловко закручивая толстую цигарку: — Да, поработали, не то, что вы. Триста два ствола свалили, вот! По-бедному десятков семь-восемь кубометров будет, правда, товарищ Верхутин?
— Ты про оба звена говоришь?
— Про наше одно!
— Малость загнул, — улыбнулся Григорий. — Кубометров сорок-сорок пять, не больше. Что ж, для начала это очень даже хорошо.
12
«…Для начала это очень хорошо, — несколько раз мысленно повторил Верхутин, — а что дальше?»
Он сидел у окна и смотрел на закат.
Солнце скрылось за тайгой. Нежно-румяные облака превратились в причудливые хребты, озаренные лучами солнца, и с каждой минутой меняли окраску: из оранжевых становились то лиловыми, то розовыми. Сумерки спускались на землю. Облака бледнели и покрывались тусклой пленкой, закат превратился в легкое зарево и вскоре погас.
— Э-эх-х, — сделал горькую мину Веселов, глаза его лукаво щурились, уголки губ подергивались в улыбке. — О чем кручинишься, Гришенька? Пойдем в клуб, — предложил он, подходя к Верхутину вместе с Уральцевым. — Девчат сколько здесь, мировы-ые!
— У кого что болит, — улыбнулся Николай.
— Верно, тот о том я говорит! — закончил Веселов, и к Верхутину: — Пойдем, что ли?
— Не хочется, Костя, — улыбнулся он шутке и, вздохнув, сказал серьезно: — А думаю я о сегодняшнем дне. Неплохо поработали, но меня другое беспокоит. Нынче на брата вышло по три с половиной кубометра. Ну, добьемся четырех, пяти, а дальше?
— Но ежели каждый лесоруб будет за день давать по пяти кубиков, переходящее знамя у нас будет, и никому его тогда уже не видать!
— Ошибаешься, Коля, — поморщился Верхутин, — и переоцениваешь свои силы. Да и одной силенкой ничего путного не сделаешь. Умом надо пораскинуть…
— Ты что-нибудь придумал? — заинтересовался Веселов и присел на подоконник.
— Есть мысль, но не знаю, что получится… Как вы думаете, что если соединить оба звена в одно?
— На вот те, зачем же?! — удивился Константин. — Больше десятка человек на одной пасеке?
