посчастливится прийти во время ее обеда, то и ему перепадет кое-что. Тефтели! Господа только тефтели и кушают. Куда бы он ни пришел к матери на поденщину, везде готовили тефтели с тушеной картошкой. И Петер отлично понимал господский вкус. Будь он богат, и он бы ничего другого не кушал. А вот жена извозчика Ольсена всегда говорила господам, у которых стирала:
— Только, пожалуйста, не угощайте меня тефтелями с тушеной картошкой. Достаточно я их наелась в сотнях домов, где стирала последние годы.
Она была очень разборчива. Зато господа и брали её лишь тогда, когда не могли найти другой прачки.
Мать как раз обедала, когда пришел Петер. Тефтели с тушеной картошкой — ура! сидела на табуретке, вся съежась. Видно, ей плохо было. Петер подошел и обнял се за плечи. Так он часто делал, когда никто не видел. Под большим котлом с бельем гудело пламя. Ах, как тут было тепло! На лбу у матери выступили крупные капли пота.
— Как это славно, что ты зашел меня проведать! — сказала она и протянула ему тарелку.
Он так и накинулся на еду.
— Мама, знаешь, нам выдадут в школе зубные щетки! — заявил он вдруг, набив себе рот.
— Неужели, мальчуган?.. Ну, хоть какая-нибудь работа будет зубам, — тихо отозвалась она.
— Да, потому что у нас мало жиру на теле из-за плохих зубов.
Дитте слабо улыбнулась, но ничего не ответила, а он подтвердил:
— Да, вот как!
— Передай старухе Расмуссен, что я вернусь поздно, — сказала Дитте, когда мальчик собрался уходить, — Очень много белья сегодня. Но она придумает, чем накормить вас вечером,
И она усердно принялась за стирку, а Петер пошел домой.
— Знаешь что! Девчонки должны будут теперь учиться в школе стряпать. И всем нам выдадут зубные щетки! — восторженно прокричал мальчик, врываясь в комнату.
— Холоду-то, холоду-то напустил! — сердито встретила его старуха Расмуссен.
Она перестала благоволить к нему с тех пор, как он начал ходить в школу. Мальчик он, конечно, и теперь ничего себе, но уж больно самоволен стал.
— Должны будут стряпать! — подтвердил Петер и опять повторил все сначала.
— Ладно, ладно, верим! Не придумай только еще чего!
— Ах, ты никогда ничему не веришь! — с досадой сказал мальчик. — Так и я тебе никогда не буду верить.
— Поверить такой чепухе? Да я небось родом не с острова Моль. Нет, проваливай со своими выдумками подальше — где люди ушами кисель хлебают!
— Но если сам инспектор так сказал! По-твоему, и он врет?
Старуха сочла за лучшее сдаться.
— Оно, положим, похоже на них — завести зубные щетки и стряпню в школе. Черт коли дурит, так дурит!
Петер опять проголодался и сел за стол со всеми вместе. Он всегда готов был поесть. Когда они кончили, старуха стала собираться к участковому попечителю. Анну она брала с собой; тогда Петеру надо было смотреть только за одним братишкой, это было нетрудно.
Обыкновенно он хорошо справлялся даже с двоими, — он часто нянчил их. Но сегодня братишка все время с рук не шел. У него резались зубки, и он не выпускал пальцы изо рта, десны сильно распухли. Петер таскал ребенка по всей комнате — то к окну, чтобы он посмотрел вниз, во двор, то опять к столу, где лежали игрушки. Но братишка никак не мог успокоиться и стоило Петеру присесть с ним, начинал реветь. Приходилось опять таскать его по комнате. Дядя Карл провел ночь на рыбной ловле, и надо было дать ему теперь покой.
Петер совсем изнемог, ребенок сползал все ниже и ниже и готов был выскользнуть из РУК- Тогда Петер бросился с ним в кухню и затворил за собой дверь, чтобы Карлу не слышно было рева. Но в кухне оказалось слишком холодно, и малютка весь посинел. Под конец Петер прямо не знал, что делать, и сам разревелся.
Пришел Карл.
— Вот так концерт! В два голоса! — весело сказал он и забрал их обоих в теплую комнату. Скоро ему удалось развеселить малютку.
— Отчего ты не позвал меня, малыш? — спросит Карл.
— Зачем?.. Я и сам могу справиться, — хмуро ответил Петер.
Оп был сконфужен. Карл заметил это.
— Ты вообще молодчина! Я не понимаю, как ты можешь таскать такого тяжелого мальчишку!
Это помогло.
Пришел Эйнар и спросил, протискиваясь в дверь, можно ли Петеру выйти во двор поиграть?
Он был низенький, но плотный мальчуган, с чудесным, смелым личиком, но уж очень сопливый.
Петер отрицательно закачал головой и сделал знак Эйнару.
— Старухи Расмуссен ведь нету дома, — прибавил он, исполненный чувства ответственности.
— Проваливай! — смеясь, сказал Карл. — Ты думаешь, я не справлюсь с братишкой?
Оба мальчугана кубарем скатились с лестницы, затем Эйнар стрельнул из ворот прямо за угол. Там он остановился и подождал Петера. Он боялся, что его кто-нибудь увидит и остановит, пошлет по какому- нибудь делу. Кому бы он ни попался на глаза, всякий норовил послать его куда-нибудь.
— Теперь давай побродим немного, — весело сказал он, радуясь, что удрал-таки. — На озера! Живо!
Петер слепо следовал за ним и только уже на мосту Мира вспомнил, что дал матери какое-то обещание, но какое именно — запамятовал. Да и поздно было — они уже спускались на лед.
«Лед не прочен» — написано было на всех дощечках на набережной. Но Эйнар с Петером и внимания на них не обратили. Всеми этими объявлениями норовят только испортить тебе всякое удовольствие! Мальчики сбежали вниз и заскользили по льду.
Кто-то закричал им с берега — полицейский! Он грозно приказал им вернуться. Петер хотел было послушаться.
— Ты спятил? — сказал Эйнар и пустился бегом по направлению к мосту Королевы Луизы.
Полицейский шел за ними по набережной, а затем тоже спустился на лед.
Петер, утекая, ревел во все горло: «Мама, мама!»
— Замолчи! — сказал Эйнар, схватив его за руку.
Они направились к противоположному берегу, но туда бежал другой полицейский, чтобы сцапать их. Мальчики, однако, оказались проворнее его, выскочили на озеро Сорте дам и пустились переулком в обход. У Павильона они вынырнули опять, по-прежнему не убавляя рыси и держась за руки, и вдруг оба разом остановились и замерли, не дыша.
— Ага! Гляди! Гляди! — закричал Петер. Он весь вспотел и раскраснелся.
Здесь, должно быть, лед был прочный. Весь этот конец озера огорожен и обсажен елками. Сотни нарядно одетых людей бегали по льду на коньках, или их катали на креслах-санках под звуки духового оркестра. Почти у всех были меховые шапки и меховая опушка на одежде, а у дам топорщились в руках муфты, щечки же алели, как самые спелые яблоки. Петер никогда еще не видал, как катаются на коньках!
— Гляди! Гляди! Летит! — кричал оп, указывая на одного конькобежца. — Еле дотрагивается ногами до льда!
Попасть бы теперь туда, на ледяной круг!
— Не пристегнуть ли вам коньки, барышня? — спросил Эйнар молодую даму в сером, которая сидела у самого барьера, возясь с коньками.
Спасибо, — ответила она, и он мигом очутился около нее.
Петер поглядел-поглядел и тоже прыгнул за барьер. Подошел сторож.
— Они помогают мне… Это мои кавалеры! — сказала молодая дама.
Сторож вежливо притронулся к козырьку и отошел.
Дама сделала круг, потом вернулась и повела их обоих в маленькую беседку, где заказала им по
