В канун Пасхи стояла ясная погода. Пахотные поля окутались зеленой дымкой, разворачивались листья; блестели реки, сбегая к морю; воздух оглашало птичье пение. На крыльце церкви собралась толпа, бедно одетая, но радостно спокойная.
Юлия, дочь Грациллония, и сама не знала, что сейчас чувствует. После поста девушка испытывала легкое головокружение, ведь обычно на аппетит она не жаловалась. Богословие, молитвы, обряды жужжали у нее в голове, как пчелиный рой. В какие-то мгновения люди, тесно ее обступившие, казались ей стоявшими очень далеко, а лица их — лицами незнакомцев.
Так как это была обычная церковь, а не собор, здание не могло вместить одновременно всех новообращенных. Их запускали в помещение по очереди. Для соблюдения порядка поставили дежурных. В церковь входили по одному. Сначала шли дети, потом мужчины, и в последнюю очередь — женщины. Время тянулось бесконечно. Юлии казалось, что она здесь уже несколько столетий. Ничего не менялось, лишь ноги ее болели все сильнее.
С запада солнечные лучи, проскользнув между домами, брызнули на светловолосую голову и загорелись огнем. Это поднимался по ступеням Кэдок Химилко. Юлию охватила слабость, сменившаяся почти непереносимой радостью. Может, это ангелы пролетели? Наступил день ее спасения.
Люди подвигались. Она стояла сейчас первой в женской очереди. Услышала, как выкликнули ее имя, увидела кивок дьяконицы. Все казалось нереальным. Она спотыкалась, плыла, ангельские крылья бились в голове.
Став епископом, Корентин пристроил к каменной стене церкви баптистерий. Деревянная пристройка эта была маленькой, но добротной. Он и сам в свободное время принимал участие в строительстве. Быстро набрал штат: священников, дьяконов, дьяконицу. Часть людей приехала из Тура (ранее они служили у Мартина), остальных рекрутировал среди местных жителей. Он вынашивал планы строительства новой, большой церкви на территории Конфлюэнта, благо место позволяло.
Но до исполнения задуманного было еще далеко: прежде надо было, чтобы колония, с Божьей помощью, выросла и окрепла.
В маленькой темной комнате пахло затхлостью. Посвящение Юлии отличалось от посвящения Кэдока: ведь она была женщиной. Купель стояла за занавеской, чтобы священник не видел женской наготы. Тем не менее, когда с помощью дьяконицы девушка разделась, лицо ее полыхало. Подсказки не понадобилось, и она трижды воскликнула:
— Изыди, сатана!
Затем опустилась в купель. Это был не прекрасный каменный бассейн, о котором ей доводилось слышать, а большая деревянная бочка. Святая вода, доходившая до талии, некоторое время волновалась, потревоженная ее погружением, а потом успокоилась. Юлия опустила голову. В Исе люди не стеснялись своего тела, но Ис лежит теперь на морском дне.
Гулко загремел голос священника:
— Веруешь ли ты во Всемогущего Господа, Отца нашего?
— Да, — выдохнула она. — О да.
Дьяконица зачерпнула первый ковш воды, подала священнику и направила его руки, чтобы он вылил воду на Юлию. Ей вспомнился ручей, с веселым журчанием падавший в пруд, и скульптура Белисамы.
— Веришь ли ты в Иисуса Христа, Сына Божьего, родившегося от девы и пострадавшего за нас?
— Да.
— Отрекись от всего языческого. Позабудь о нем навсегда.
На голову и на сердце вновь полилась вода искупления.
— Веришь ли ты в Святого Духа, святую Церковь, прощение грехов и воскрешение?
— Да. Прости, Господи, мне грех непонимания. Верую. Пусть вода очистит меня.
Рука подтолкнула ее вперед. Поднялась на ступеньки, вода стекала с тела. Сейчас священник совершит помазание. Дабы соблюсти пристойность, дьяконица обняла ее — небрежно, потому что очень устала, — и помогла одеться. Церковь в качестве подарка выдала ей чистую белую одежду.
Захватив старую одежду, вышла в вестибюль. Ранее ей доводилось бывать здесь, когда из-за закрытой для непосвященных двери доносились невнятные звуки проходившей там службы. Сегодня и она примет участие в таинстве.
Корентин ждал ее.
— Благословляю тебя, дочь моя, — сказал он и осенил ее крестом. Он был похож на статую, выкованную из железа, хотя весь этот день провел на ногах. Тем не менее, когда он быстро зашептал ей на ухо, в словах его она почувствовала горечь.
— После того, как все закончится, ступай домой и проси отца, чтобы и он пришел. Если любишь его, сделай это.
В церкви негде было яблоку упасть. Повсюду горели лампы и свечи. Исходивший от них жар, запахи ладана и разгоряченных тел делал воздух чрезвычайно тяжелым. У Юлии кружилась голова, она чувствовала опьянение. А что-то будет с ней, когда она вкусит Хлеб и Вино?
Гул голосов. В церкви находилась группа христиан со стажем. Они стали легонько обнимать новообращенных и прикасаться к ним губами.
Потом новообращенные стали целоваться друг с другом. Неожиданно Юлия оказалась в объятиях Кэдока. Глаза его сияли. Он прижался губами к ее рту.
— Эй, ну как, достаточно, или еще немного? — спросил язвительный голос по-исански. Пара разомкнула объятия. Рядом с ними стоял Эвирион Балтизи. — Я тоже готов приветствовать сестру — целомудренно, — подчеркнул он. Кэдок покраснел. Взгляд его был далек от доброжелательности. Эвирион посмотрел на него чуть насмешливо. Затем подошла еще одна женщина, а за ней — другая, и толпа отодвинула их друг от друга.
До потопа Тера жила в стороне от моря. Держала овец и совершала культовые обряды по желанию
