известна.
Во-вторых, поскольку одной из возможностей окончания университета была защита в нем диссертаций, гёттингенский архив содержит каталогизированный фонд Promotionsakten — протоколов защит диссертаций, к которым часто приложены копии самих работ. Надо сказать, что далеко не во всех университетских архивах Promotionsakten систематизированы и обладают указателем: иногда (с такой ситуацией исследователь встречается в Гейдельберге, Марбурге, Иене, Берлине) протоколы защит находятся внутри дел соответствующего факультета, и чтобы их выявить требуется год за годом просматривать факультетские дела, что делает поиск весьма трудоемким и неэффективным. О характере сведений, которые содержат в себе Promotionsakten, говорит, например, дело о защите студентом И. С. Аккордом диссертации на степень доктора медицины из архива университета Галле (1783): оно интересно тем, что к нему, помимо диссертации, приложена автобиография (Curriculum Vitae), где этот студент упоминает, что учился в Кёнигсберге философии у самого Канта[18] .
Помимо приведенных указателей и каталогов, в каждом университетском архиве существует фонд университетского суда. В нем находили отражения все происшествия со студентами, которые попадали под ведение «академических» (т. е. университетских) законов. Прежде всего, это дела о дуэлях и других беспорядках, виновниками которых становились студенты, а кроме того, жалобы, которые приносили университету на студентов местные жители. В документах архива Гёттингенского университета, относящихся к началу XIX века — времени наиболее частого пребывания здесь русских студентов — сохранилось несколько таких дел. Отметим среди них весьма объемное судебное дело, возбужденное летом 1805 г. против А. М. Тургенева, с которого одна из горожанок требовала алименты (в объеме 240 талеров!), в результате чего Тургенев должен был скрыться из города, а поручившийся за него А. С. Кайсаров попал под домашний арест[19]. Другое дело, относящееся к Н. И. Тургеневу, может даже рассматриваться в политическом контексте: в июле 1809 г. против него, обвиняя в вызывающем поведении, неподчинении и ругательствах, дал показания префект полиции, учрежденной в Гёттингене властями Вестфальского королевства, т. е. фактически французскими оккупационными войсками. Тургенев должен был откупиться от карцера, заплатив три талера [20]. Интересно, однако, что уже меньше чем через месяц после даты, указанной в этом деле, в Гёттингене вспыхнули массовые студенческие беспорядки, поводом которых стало поведение жандармов, что привело к прекращению занятий и поставило под угрозу само существование университета (см. главу 5).
Среди судебных разбирательств в других университетах большую известность получило дело о «бунте» группы русских дворян, среди которых был А. Н. Радищев, в Лейпциге летом 1767 г. (см. главу 4). В составе этого дела сохранились показания инспектора студентов Г. Бокума, протоколы допросов каждого из студентов в присутствии ректора и университетских чиновников[21]. Наконец, нельзя не назвать обнаруженное в Марбургском архиве судебное дело, связанное с пребыванием здесь М. В. Ломоносова: за участие в драке он был приговорен к двум дням карцера, но также откупился от него [22]. В целом же, просмотр существующих указателей показал, что русские студенты, к счастью для них, не часто попадали в ведение академического суда. Однако, систематическое выявление всех таких дел (требующее погодного просмотра судебных протоколов, которые почти везде, кроме Лейпцига и Гёттингена, не каталогизированы) не ставилось задачей данного исследования, и здесь еще возможны новые архивные находки, уточняющие наши представления о жизни русских студентов за границей.
Обращаясь теперь к другой части источниковой базы исследования, т. е. к документам, хранящимся или опубликованным в России, следует также начать с архивных фондов, где сохранились сведения о поездках студентов в немецкие университеты XVIII — первой половины XIX в. Наиболее важными здесь являются для XVIII в. фонды архива Академии наук, а также отдельные дела из фондов Кабинета Е. И. В., Сената, Медицинской канцелярии и Медицинской коллегии, а для XIX в. — центральный архив Министерства народного просвещения и архивы отдельных университетов. В архиве Петербургской академии наук находятся текущая переписка академической канцелярии по поводу отправки студентов за границу и их рапорты, присылаемые оттуда[23]. Последние документы особенно важны, поскольку рассказывают не только о ходе учебы, но и об условиях жизни русских студентов в Германии, их восприятии немецких университетов, затрагивают проблемы взаимосвязей русской и немецкой науки XVIII в. В фондах Медицинской канцелярии и Медицинской коллегии сохранились отдельные дела, связанные с командированием для продолжения обучения лекарей из петербургских военных госпиталей, прошения студентов-медиков, находившихся за границей, о принятии их на казенный счет, протоколы экзаменов, которые должны были сдавать все возвращающиеся студенты на право медицинской практики в России[24]. В петровское время командировками русских студентов ведал сначала Посольский приказ, а затем Правительствующий Сенат: так, в фонде его канцелярии находятся документы об отправке группы молодых «подьячих» в Кёнигсбергский университет[25]. Учеба в последнем университете в период оккупации русскими войсками Кёнигсберга нашла отражение в документах т. н. «Кёнигсбергской конторы» при российском генерал-губернаторе Восточной Пруссии: здесь хранится дело о содержании при местном университете нескольких русских студентов, присланных из Московского университета[26]. Среди разрозненных дел, относившихся к ведению Кабинета императрицы Екатерины II, сохранилось обширное дело о командировке в Лейпцигский университет в 1766 г. группы из 12 дворян, которая затем, по мере выбытия из нее по разным причинам нескольких человек дополнялась присылкой в Лейпциг новых студентов из столичной дворянской молодежи [27].
С началом XIX в., ознаменовавшемся возникновением Министерства народного просвещения, дела о командировках студентов за границу приобретают более систематический вид. Они находятся в составе фонда Департамента народного просвещения (РГИА, ф. 733), а именно — среди дел того учебного округа, откуда начиналась командировка. Состав таких дел довольно однотипен: во-первых, в них включены представления, исходящие от попечителя учебного округа, по организации данной поездки с обоснованием ее необходимости (иногда со ссылкой на соответствующий циркуляр министра народного просвещения) и объяснением выбора кандидатур. Во-вторых, дела содержат отчеты студентов из-за границы, обычно весьма развернутые, в которых приводится подробная научная информация о ходе учебы и исследований по специализации командированного, дается также общий обзор состояния науки в том университете, где он учится: рассказывается об университетских научных коллекциях, состоянии библиотеки, лабораторий и т. д. Начиная с середины 1830-х гг. такие отчеты, ввиду их чрезвычайной важности не только для специалистов, но и для широкого круга людей, интересующихся развитием науки и образования, регулярно публиковались в «Журнале Министерства народного просвещения». Наконец, в-третьих, в делах о командировках заключительная часть обычно посвящена аттестации вернувшихся в Россию — присвоению им российских научных степеней или ученых должностей в университетах. Из общего ряда просмотренных нами нескольких десятков подобных дел по Московскому, Петербургскому, Казанскому, Харьковскому и Киевскому учебным округам выделяется одно из первых, начатое в 1808 г., которое содержит сведения о командировке в Гёттингенский и Гельмштедский университеты большой группы выпускников Петербургского педагогического института, которые впоследствии составили основу профессуры Петербургского университета и Царскосельского лицея[28]. Нужно заметить, что не все ходатайства о командировках оканчивались успешно. Это показывает дело о посылке в Берлинский университет магистра М. П. Погодина в 1826 г., получившего отказ по политическим мотивам [29].
Драматическими подробностями наполнено дело о самоубийстве предназначенного к отправке в Германию магистра Московского университета А. А. Бугрова (причина его ухода из жизни накануне отъезда так и осталась неизвестной)[30]. Несколько дел описывают крупные командировки, внесшие значительный вклад в формирование профессорского корпуса российских университетов: прежде всего, это поездки будущих профессоров-юристов, подготавливаемых при II Отделении Собственной Е. И. В. Канцелярии, в Берлинский университет[31] , а также отправка туда же лучших выпускников Главного педагогического института в Петербурге в
