летели бы штрихи его собственных ракет. Одна картинка перед глазами, как стоп-кадр, – и все, потом была бы темнота.
Старшего прапорщика качнуло, но он удержался на ногах.
– Я не понимаю, почему они полосы не раздолбали первой же волной, – продолжал лейтенант, которого внимательно слушали уже человек шесть. Как и капитан, все они регулярно поглядывали по сторонам и вверх, и это делало группу похожей на каких-то птиц.
– Ведь противодействия не было ни малейшего. Уж могли выделить пару ракет в залпе на качественное выведение из строя именно ВПП. Здесь же плиты такие, что даже просто «времянку» кинуть – уже пару суток займет, а качественно починить – и всю неделю. За это время любое количество уцелевших можно раздолбать. А они, смотрите – широкой полосой по зонам рассредоточения, причем почти без пробелов, скажем так! Это раз! Потом, штаб, вышка, дома состава, наконец! Чтобы с гарантией! А полосы пропустили. Почему?
– Лажанулись, – с сомнением в голосе сказал другой лейтенант, электронщик из наземного экипажа «Чкалова». Вокруг обоих бомбардировщиков продолжала кипеть лихорадочная деятельность, но он то ли исходно не был занят здесь, то ли уже закончил свою работу.
– Нет уж. Не верю я, что они лажануться могли в принципе. Что-то случилось, мало ли. Сколько-то процентов падает просто по отказам. Сколько-то могли и сбить на маршруте – от рубежа пуска и до нас чего там только и не было. Может, те самые, которые в бетонобойном снаряжении были и остались где-то на полдороге, а?
Все помолчали несколько секунд, кто-то пожал плечами. Застав еще самый расцвет отечественной военно-воздушной мощи, старший прапорщик прекрасно знал: в любой самой могучей и отлаженной военной машине под внешней стороной, без редактуры годящейся на любой рекламный плакат, хватает грандиознейшего бардака. Причем не просто трудностей взаимодействия между подразделениями, проблем с запчастями, учетом или тому подобного, а реальнейшего, сверху донизу пропитывающего все военное дело разгильдяйства. Можно не сомневаться, его хватает в Вооруженных Силах абсолютно любой страны мира, в любом роде войск. От бесштанной легкой пехоты африканских полевых командиров до сверхэлитных эскадрилий военно-воздушных сил какой-нибудь мощной державы, типа тех же США. Это нормально. Беспорядок, перманентный аврал, ощущение сумасшедшего дома на колесах, «кто в армии служил, тот в цирке не смеется», – все это вполне может соседствовать и даже просто напрямую соответствовать блестяще проведенным операциям, разгромленным вражеским государствам и всему такому же, что попадает на страницы учебников школьных средних классов. Только когда это эволюционирует в хаос, только когда несоответствие между приказами/бумагами и действительным положением дел на всех уровнях достигает какой-то критической величины, подразделение становится небоеспособным. В большем масштабе – саморазрушается армия, проигрывается сражение, а за ним война. Судец опасался, что это уже давно произошло с армией современной России. Ему повезло служить в части, являющейся бесспорным исключением, но о происходящем в других авиаполках он знал неплохо: спасибо электронной почте, позволяющей обмениваться парой слов с одноклассниками хоть каждый день. Хорошо, если треть продолжает служить, остальных давно сократили вместе с машинами – отдельными эскадрильями, полками, целыми дивизиями. Стране почти 15 лет банально не хватало хлеба, потом хлеба стало вдоволь, но захотелось колбасы. А потом к колбасе привыкли, и менять что-то, наверное, показалось неправильным. Да и уже тогда было поздно, наверное.
Старший прапорщик сплюнул и поморщился от боли, как засевшей в груди, где-то под ребрами, так и не прошедшей, а продолжающей несильно, но ощутимо ныть.
– Это что-то неправильно, – продолжал бубнить первый лейтенант. – Не верю я, что они могли так пролететь. Вот сейчас вторую волну целиком положили вокруг Энгельса, да? Но она в четыре раза меньше первой. Вот как дадут нам снова сейчас…
Все одновременно посмотрели вверх и как-то повжимали головы в плечи. Именно в эту секунду дали сигнал, и штатные наземные экипажи уже окончательно готовых ракетоносцев начали едва ли не пинками разгонять всех в стороны, подальше. Машины и транспортеры укатили, облепленные людьми. Желающих остаться позади не нашлось: чего стоят четыре двигателя Ту-160 на взлетном режиме, здесь знали все. Звук даже единственного двухконтурного турбореактивного форсированного НК-32 заставлял мужчин подтягивать яички поближе к паховым каналам, а женщин натурально доводил до выкидышей. Как было уже сказано, на гениальном изделии КАПО имени Горбунова их стояло четыре. Если при запуске стоять слишком близко – тебя просто унесет.
– Куда их, интересно, все-таки пустят?.. – сказал в пространство Енгалычев, но ему никто не ответил. Земной шарик слишком большой даже для тысячи стратегических бомбардировщиков, не то что для двух. Сотни городов, сотни военных баз, аэродромов и хранилищ ядерных зарядов. «Поля» ракетных шахт. Нефтеперегонные заводы и стратегические хранилища углеводородного топлива. Стратегические мосты. Центры спутниковой связи. Базы ударных субмарин. Корабли в море: авианосцы, ракетные крейсера, эсминцы. Просто правительственные здания в разных странах. Вполне можно парой крылатых ракет в обычном, неядерном снаряжении долбануть, скажем, по Почтовому музею Вашингтона, округ Колумбия. И не придет ли вдруг тогда кому-нибудь в голову, что это намек и что не стоит лезть со своей демократией в страну, которая может ответить вот так? И что следующий удар пойдет не по утехе филателистов, а по чему-то серьезному?
Судец криво улыбнулся. Ему не доложат. И еще рано, в любом случае. Успех «Шилок» и С-300 на дальних рубежах показался ему каким-то абстрактным, не настоящим. Где-то там были идущие к ним ракеты, где-то там их сбили. Он что-то непонятное слышал, но остальное было слухами и разговорами: бог знает, сколько во всем этом правды. А вот то, сколько времени нужно готовить каждую машину к взлету, он знал прекрасно. И уточнять всякие мелочи, и сутки «готовить маршрут» экипажем, со штурманами полка и дивизии, и два часа проверять одну деталь за другой в комнате инструктажа. Он ни разу не видел, чтобы было иначе, – но раньше был мир, а теперь война…
Он попробовал слова на вкус, даже наклонив голову, чтобы понять его лучше, – и слова показались горько-кислыми. Такого вкуса не было еще ни у чего. Что ждет всех их? Что ждет в небе экипажи уцелевших машин? Наверняка у летчиков есть проработанные маршруты, но современная война должна быть динамична, подвижна как ртуть. Десять минут промедления, и приоритеты в распределении целей меняются. Еще пять – уходит за горизонт спутник, либо гаснет под чужим ударом центр космической связи, и тогда вражеская эскадра выскальзывает из-под оказывающегося неудачным залпа. Еще десять минут – и из почти не перехватываемого носителя одной из лучших крылатых ракет в мире рекордный бомбардировщик превращается просто в мишень, в медаль на груди летчика-истребителя, которого на него успели навести.
Хорошо, если ребята успеют хотя бы взлететь. Хорошо, если они действительно дойдут до рубежа или рубежей пуска целыми, и просто отлично, если их ракеты попадут в цели, какими бы те ни были. Даже неядерные ракеты могут многое. Пусть ребята вернутся, и тогда можно будет попробовать еще раз. Если будет кому приказывать, если будет кому заправлять и подвешивать ракеты. Если на базе к их возвращению еще будут живые люди, будет топливо, если еще будет существовать сама база. Тогда да, тогда они спать и есть не станут, лишь бы поднимать машины в воздух. Раз за разом: 24 ракеты на двух Ту-160 и по 6 на оставшихся в строю старых турбовинтовых Ту-95МС. По 16, а не по 6, если уцелели сколько-то Ту-95МС-16 и если они будут работать по Европе и ближним морям. Еще 12, если введут в строй Ту-160 с бортовым номером 07, «Александр Молодчий». Этот, похоже, отделался не слишком тяжелыми повреждениями, и шансы у него есть. Раз за разом, пока цела хотя бы одна машина, – пока не закончатся цели, или пока не закончатся ракеты, керосин, люди.
Старший прапорщик снова потер ноющие изнутри ребра. Ему действительно было страшно за дочек и жену: городок был слишком близко от штаба, от взлетных полос. Куда их везти, к кому? Может быть, командование полка или самой дивизии подумает о том, чтобы организованно вывезти семьи хотя бы на полста километров в любую сторону? Не до того вроде бы – но семьи почти у всех есть, не только у него. Сколько квадратных километров накрывает тактический ядерный заряд?
Рев сзади все нарастал: головной бомбардировщик прогревал двигатели, и вот к нему присоединился второй. Судец изогнул шею, пытаясь рассмотреть, не начали ли они выруливать, но уже ничего не было видно: они порядком отъехали. Потом услышал и четко понял, – да, начали.
