За день до послезавтра

знают, нет никаких. Даже за последние 6 часов перед собственно началом операции не было вскрыто малейших признаков даже не мобилизации, а просто повышения уровня готовности войск, пограничников, сил гражданской обороны, – вообще ничего. Такое ощущение, что русские были слепы и глухи. А ведь для того, чтобы по крайней мере насторожиться, их разведчикам и контрразведчикам не надо было красться через границы в плаще до пят, сжимая в кармане кинжал и бумажник с измятыми евро. Существовала радиоразведка, существовали космические аппараты, которые половина мира продолжала называть давно устаревшим словом «спутник». В Европе и во всем мире было полно русских эмигрантов и идеалистов, сочувствующих России да и вообще любому государству, находящемуся в оппозиции мировой стабильности. С возможностями анализировать in situ то, что они читают в местных газетах и слышат по местному радио, возможностями собственными силами шифровать любую информацию на уровне старой немецкой «Энигмы», а главное – вооруженных мобильной связью и высокоскоростным Интернетом. Скрыть от совокупности всего этого происходящую концентрацию военной мощи, переброску техники и людей на громадные расстояния было невозможно в принципе. Но у Хертлинга и некоторых старших офицеров его штаба, с которыми можно было разговаривать откровенно, создалось интересное впечатление: они будто провалились в XVIII или ранний XIX век, когда разведка сводилась к работе каких-нибудь хитрых набукленных дипломатов. К их отчетам и аналитическим запискам, которые благородные молодые офицеры с вдохновляющими романистов приключениями потом неделями везли в родные столицы. Стратегической внезапности тогда действительно можно было достигнуть без особого труда. В наши дни, на втором десятке лет уже XXI века, это казалось невозможным, однако почему-то срабатывало раз за разом. Просто благодаря отлично налаженной работе пропагандистской машины и политической системы. Первой – способной убедить кого угодно в чем угодно. Как было с Саддамом/Ираком (имеющим незаконное оружие массового поражения) и Милошевичем/Югославией (в глазах американского обывателя – «оккупировавших уже почти половину Европы и готовых идти дальше, если они, американцы, их не остановят») [38]. Второй – способной выдержать давление и извне, и изнутри, но не развалиться. И даже «дать реверс» за пару дней, если это потребуется. Так было с Ливией: сдержанное одобрение изменений к лучшему в отношении интеграции в мировое бизнес-сообщество, такие же сдержанные, спокойные упоминания о том, что плохо там дело с демократией. А потом «раз» – с утра обыватели просыпаются, а Ливию бомбят. Причем не на минутку (это случалось и раньше), а капитально, уничтожая живую силу, армейскую и частично гражданскую инфраструктуру и все прочее, что необходимо. Вплоть до малолетних детей, являющихся внуками диктатора. И вот ее бомбят – сдержанно, не в полную силу, но неуклонно, настойчиво, с минимальным риском для себя и не обращая внимания на возмущение правозащитников и либералов всех мастей. Именно тогда, в 2011 году, когда мир пережил это, не слишком отвлекшись от собственных сиюминутных проблем, генерал-лейтенант окончательно убедился: да, настало новое время. Теперь прав не тот, кто лучше, тоньше, изобретательнее или просто дольше проводит пропагандистскую кампанию либо ориентирует ее на более широкие целевые группы. Теперь прав тот, кто сильнее, и на этом все, точка. «Поразительное нарушение международного права и сложившихся норм, неспровоцированное нападение? Да бросьте, это они на нас первые напали. И не надо бы вам копаться в грязном белье, старое поминать, прошлое ворошить и тому подобное, разбирая, кто там на кого напал. Все равно виноваты они. И вы что, пытаетесь с нами поссориться? Зачем бы это, все ведь в наших отношениях до сих пор было нормально? Ах нет, вы просто выполняете необходимые формальности, чтобы не выглядеть дурно в глазах определенного контингента избирателей? Тогда ладно, только не слишком усердствуйте. А лучше все-таки прекратите. Сейчас же. И приведите своих собственных шавок к порядку. Пусть правду говорят, а не выдумывают невесть что. Мы им свободу несем, тратим силы и жизни своих ребят, – мир должен это ценить». Что ж, это должно сработать и теперь.

Марк Хертлинг хмыкнул себе под нос. Минута размышлений в таком юмористическом стиле – и усталость ушла глубже, далеко в глубь тела. Снова можно работать.

Ситуация с провалом русской разведки действительно была искусственной, ненастоящей. Никакие ее успехи в принципе не могли преодолеть годами воспитываемого у русской верхушки восприятия себя как «почти своих» в глазах западного общества. Их ничему не научил даже урок, преподанный Муаммару Каддафи и его государству. Да, можно быть почти своим для десятков президентов и премьеров, удостаиваться похвал, жать руки под сверкание фотовспышек, – но позвольте, это ведь будут не премьеры и не президенты, кто вышибет твои двери катками своих заляпанных грязью и покрытых копотью танков! Это будут военные – другие, злые, грубые люди! Не надо было «переносить» (и это официальный термин из курса медицинской психологии) хорошие отношения с президентами на государственную политику в целом. Никакой объем выпитого на встречах высшего уровня шампанского, никакое количество подписанных документов не способны предоставить возможность избежать военного вторжения, если ты беззащитен в политическом и военном отношении.

В середине ночи, всего полсуток назад, Хертлинг поручил одному из офицеров своего штаба пробежаться по свободно выложенным в Интернет трансляциям «онлайн видео» с дорожных камер восточной части Польши: любых расположенных севернее Сокупки и восточнее Гданьска. Представленных на разных серверах: дорожной полиции, метеослужбы, даже польских эмигрантских сообществ в США и Германии. К его удовлетворению, все эти многочисленные камеры не работали или работали, но не передавали ничего. Потому как картинка с них даже у страдающего аутизмом ребенка вызвала бы очень конкретные ассоциации. Колонны тентованных грузовиков. Колонны бронемашин и специальных машин. Трейлеры с гусеничной техникой. Но степень аутизма русской разведки, которую десятилетиями боялся весь цивилизованный мир, действительно была просто невероятной. Никто не следил за происходящим на дорогах Польши и Германии, засев в кустах с биноклем и мобильной системой спутниковой связи. Никто не подумал, что одновременный сбой в работе вебкамер на разных серверах, в сочетании с тотальным блэкаутом средств связи: проводной телефонной и факсимильной, мобильной телефонной, телексной, даже компьютерной, – все это звенья одной цепи. Пропускные пункты на восточных границах Европы не были закрыты официально – просто из-за отсутствия связи с базами данных они не могли пропускать автомашины. Любой любопытный поляк, выглянувший ночью на необычный гул в окно родной хаты и увидевший проплывающий мимо батальон «Леопардов» с крестами на бортах, за оставшиеся до рассвета часы не мог успеть сделать ничего. Только вспомнить.

У русских почти не осталось спутников чисто военного назначения, графики прохода имеющихся были известны до секунд – не так уж все же это было сложно, если брать в расчет только само начавшееся движение масс машин и людей. Но то, что русские игнорировали многими месяцами длящееся накачивание в Восточную Европу и Юго-Восточную Азию военной и транспортной техники, десятков тысяч тонн «неклассифицируемых» грузов, – как это могло случиться?

Генерал Хертлинг хмыкнул еще раз, иронично и насмешливо. Четверть часа в командно-штабной машине, на связи с оперативным отделом штаба армии США в Европе и Объединенной Группировки, позволили ему наверстать потерянное время. Не бездарно потерянное, следует признать. Но такое время, которое он вполне мог потратить с большей пользой. Генерал был критичен к себе – он вовсе не полагал, что пошли он журналистов и вашингтонских умников куда подальше, сэкономь он эти минуты, и это позволило бы спасти сколько-то солдатских жизней. Все и так шло, как требуется. На всех уровнях цепи командования ниже его находились настоящие профессионалы, и каждый из них был способен вполне адекватно действовать и при временной утере связи с вышестоящим штабом, и при гибели командира любого следующего уровня. Командиры взводов могли принять на себя командование ротой, командиры рот – батальоном и так далее. Логистика этого процесса, последовательность необходимых действий была отработана в течение десятилетий мира и многих лет войн. Мира и войн, как всегда было в истории их страны и в истории человечества и как всегда будет.

– Сэр?

Капитан протянул командующему собственный планшет, и тот отбросил лишние мысли. Есть уровни работы, которым фоновые размышления не мешают, но сейчас не такой.

– Твое мнение?

– Сэр?

Капитан был излишне вежлив и даже почтителен, по его мнению. Это немного раздражало. Впрочем, это просто молодость.