месяцы, когда готовилось освобождение Ирака, у них были чуть более адекватные причины поступить именно так. Финансово не слишком удачные годы, всплеск социальной напряженности, нарастающий политический конфликт с Турцией… Много глупого для взрослых людей идеализма. Все это было, но тогда в их пользу сыграла просто инерция, политический капитал, наработанный за долгие годы. И не в последнюю очередь – Югославская кампания, когда немцы вложились в военный разгром южных славян с душой и искренностью настоящего союзника. Тогда они даже поиграли со своей конституцией, до этого момента официально запрещавшей германским ВС действовать за пределами территории собственного государства. Именно так поступили теперь японцы – и это тоже имело свои серьезные причины, часть которых может быть весьма полезной, часть просто опасной, хотя дело сейчас не в этом… Но все же потом был Ирак, где Россия, Франция и Германия неожиданно выступили единым, странно слитным политическим фронтом. Никакого значения это в итоге не имело, а то, что дележ иракских нефтяных полей и всего остального прошел без Германии и той же Франции, должно было стать отличным, легко усвояемым уроком. Однако не стало. Почему-то. И теперь явный идеалист, бывший врач Филипп Рёслер бредит, пытаясь совершенно нелепыми аргументами объяснить то, почему именно он не хочет поддержать вырастившую его страну, когда она получает возможность забрать себе тот кусок России, который ей выделят.
«Итак, – повторил про себя вице-президент, продолжая равнодушно глядеть в окно и чувствуя, как дрожь мощного мотора сдержанно наполняет тело теплом. – Итак»…
Черный представительский «Ауди» нес себя по постепенно пустеющим улицам: ветер становился все сильнее. Он обтекал тяжелую машину со всех сторон, по натянувшимся флагам и по лицам торопящихся людей можно было понять, какой он промозглый. Мотоциклист слева поравнялся с тонированным стеклом и тут же снова уплыл назад, когда шофер чуть сильнее надавил на педаль газа. В этой машине было, пожалуй, больше никелевой брони, чем автомобильного штампованного железа, но мотор был усилен до такой степени, что его хватило бы на тяжелый бомбардировщик конца Первой мировой. Это было почти забавно…
Джозеф Байден поднял голову и улыбнулся в первый раз за последние часы. Вице-канцлер поймал его неожиданную улыбку и грустно улыбнулся в ответ. Уже само это несколько разрядило висевшее в салоне напряжение, а несколько малозначащих комментариев, которыми обменялись политики за остаток пути, почти совсем его развеяли. К моменту, когда окруженный редким кольцом эскорта «Ауди» остановился у того же подъезда, который они покинули полутора часами ранее, улыбались уже оба. Рёслер – чуть грустновато, но тепло. Байден – гораздо шире. Всегда приятно чувствовать себя сильнее собеседника. И особенно это приятно, когда собеседник не знает, какая из твоих карт может оказаться следующей в колоде.
Покер Байден любил, как его любил, говорят, покойный адмирал Ямамото – один из самых известных игроков в истории ушедшего за горизонт века. Вице-президент самой могущественной страны мира никогда не играл для чего-то большего, чем просто для личного удовольствия, но не сомневался, что азартный японский адмирал стал бы для него отличным партнером. Но уже не станет – умелый и долгое время удачливый враг Америки сейчас в аду, а там, как предполагается, и своя покерная компания отличная. Президент Обама может думать о собственных шансах все, что он хочет. Джозеф же был в первую очередь именно практиком, реалистом, и он прекрасно знал, куда отправится. За свое многолетнее, непрерывное жертвование всего на благо звездно-полосатого флага, колокола свободы и миллионов тех людей, которые продолжают во все это верить. Даже без такой мелочи, как это маленькое и удовлетворяющее знание, жить было бы чуточку менее интересно, – как есть мясо пресным.
– Полная проверка, – скомандовал он командиру группы своей охраны, вышедшему встретить его в холл апартаментов. – Сверху донизу и крест-накрест. Не мне вас учить. Мы ищем «жучок».
– Есть основания?
Офицер сохранил на лице точно такое бесстрастное выражение, которое Байден старательно сохранял на собственном. Это понравилось ему до такой степени, что настроение окончательно улучшилось. Хорошо быть окруженным профессионалами. Хорошо знать, что ты профессионал. Хорошо, когда твой интеллект и чутье оценены по достоинству, и «свои» ждут от тебя именно такого – резкого поворота в игре, способного переломить ход схватки за контроль над «горшком» – аккумулировавшей мелкие ставки кучкой денег в углу суконного стола.
– Пока нет. И не должно.
Офицер кивнул, – сказанного ему вполне хватило. Он тут же ушел куда-то в тень, и вице-президент, не глядя, сделал вбок стандартный жест: «много, и самый горячий». Блеклый от недосыпания интерн провел его в «малый» кабинет, не оборудованный оргтехникой, но с большим телеэкраном, и подавальщица тут же принесла заказанный кофе. «Вице-президент США, – сообщала кружка. – Только попробуй тронь».
Пульт от телевизора лежал прямо поверх газет, но разворачивать их Байден не собирался. Немецкий никогда не доставлял ему удовольствия, а в оперативность газетных новостей он не верил вообще. К началу второго десятилетия ХХI века профессия газетного журналиста изжила себя почти окончательно – как в целом и журналиста вообще. Теперь большинство хоть что-то значащих новостей обнаруживалось не на улицах и фиксировалось отнюдь не в редакциях.
– Мы передаем прямой репортаж из Берлина, где, как вы знаете, в настоящее время проводится плановая встреча президента США Барака Обамы и Федерального канцлера Германии Ангелы Меркель…
Репортерша явно мерзла, – ее черная кожа была покрыта брызгами прилетавшего откуда-то сбоку дождя, а стильный ярко-красный пиджак пошел пятнами в тех местах, где его не защитил перекошенный, рвущийся из невидимых рук зонт.
– Как сообщалось ранее, на проведенной в час пополудни специальной пресс-конференции для аккредитованных журналистов президент США и канцлер Германии сообщили, что им удалось добиться важного прогресса в главной теме переговоров…
«Дура», – сказал вице-президент про себя, с удовольствием глядя на то, как популярнейший политический обозреватель Би-би-си изо всех сил старается не сморщиться. Кофе в находящейся в руке Джозефа Байдена кружке был горячим, и его по-прежнему было много, – это уж не говоря о том, что он был по-настоящему хорошим. Поэтому комфорт ощущался всем телом, – как будто он все еще был в сердцевине теплого и прочного бронелимузина.
– …Таким образом, вопрос о закрытии большинства американских военных баз на территории Германии можно со всей уверенностью назвать решенным. Многомесячный спор о плюсах и минусах этого решения не прекращен до сих пор. Более того, можно предположить, что дискуссия о военных, политических и экономических аспектах этого решения будет вестись еще долго – настолько велико влияние американского военного контингента на расстановку сил в Центральной Европе. Но смена основного района дислокации группировки армии США в Европе с центрального на восточноевропейский, пусть еще не начавшаяся, уже привела к очередному витку обострения отношений России как непосредственно с США, так и с ее собственными восточными соседями…
Байден усмехнулся. Россию не любит никто. Но за последние годы она растеряла и тот запас доброжелательности, который оставался по отношению к ней хотя бы у кого-то из европейцев. Самое забавное – что это практически ничего не стоило ни одной стороне. Ситуация была беспроигрышная. Армия США впервые делает шаг через порог казарм стран – членов бывшего Варшавского договора, – и русские возмущены. При этом всем совершенно понятно, для чего США этот шаг делает, поэтому политики Польши, Чехии, Румынии и Грузии возмущены еще больше. Россия не имеет никакого права указывать им, кого пускать на активно строящиеся базы на своей территории, а кого не пускать. Пребывание несущего с собой не только политический вес, но и полновесные деньги «контингента безопасности» – это их личное дело, потому что десятилетия диктата воли Москвы ушли в прошлое. И только тугодумие русского медведя не позволяет тому понять, что эти годы не вернуть уже никогда. Вдобавок это же самое тугодумие не позволяет ему осознать тот простейший факт, что его «выражений озабоченности» и «протеста» ждут с нетерпением. Потому как эти протесты демонстрируют всем ясно и четко – русские понимают только язык силы, больше никакой. И сейчас русские боятся. А более сладкого чувства для сердца нормального восточноевропейца за последние триста лет не придумал никто: ни демократ, ни либерал, ни монарх из последних еще настоящих. Более того, промолчи вдруг русские – и это тоже было бы проявлением их боязни. И к этому тоже все были готовы – с расписанными политтехнологами вариантами «заявлений
