Когда я маленькой была, мне это нравилось — «Тимур и его команда». Зажигало как-то. Наверное, у меня тогда были ценности. Я же не только в пытки играла! Я макулатуру собирала, кукольные спектакли ставила, на праздниках строя и песни маршировала. У меня даже грамоты есть. Целый мешок грамот за «отличную учебу и примерное поведение». Потому что кукольные спектакли, они всем видны. А что ты там в кустах делаешь, это личная тайна каждого. Это секрет. И про него лучше забыть. Как вырос, так и забыл сразу. Иначе как в детях доброе и вечное воспитывать, к морали-нравственности побуждать — если ты такое про себя помнишь?
Ведь эти завучи-учительницы, а тем более — научные работники, ни за что не признаются, о чем они мечтали лет, например, в тринадцать. А мечтали они, чтобы какой-нибудь ковбой, или матрос, или солдат, — короче, какой-нибудь привлекательный бандит-супермен, с сильными руками и крепким мужским запахом, вылез из кустов в темной аллее и их изнасиловал. Они даже специально по этим темным аллеям в одиночку ходили. Завучи-учительницы и научные работники будут уверять: в тринадцать лет они мечтали о светлой дружбе, плавно перерастающей в крепкую супружескую любовь, и думать не думали о чем-нибудь таком, что бросает тень на их морально-нравственный облик, и вообще — на ценности.?
Может, они правы? И надо забыть? Про бесов в крови? Про свой детский опыт?
К чему это может привести?
Но этот Тимур, как же он мне не нравится! В детстве нравился, а сейчас — нет. Чем старше я становлюсь, чем меньше ценностей у меня остается, тем меньше я этому Тимуру симпатизирую. Какой-то ходячий плакат «Пионер — всем ребятам пример!», да еще и одержимый идеей вождизма: командир всегда прав, а если не прав, смотри предыдущий пункт. В Квакине — и то больше жизни. Так и хочется дать ему по морде.
Ладно, Бог с ним, с этим Тимуром. Все-таки он добрые дела делал, вместе с командой своей.
Но у нас с этим сложности. Дрова в городской местности никому не нужны, козы вообще только в зоопарке водятся. А уж о тайной помощи — чтобы интереснее было — вообще говорить не приходится. В эпоху разгула терроризма и наличия социальных работников ни одна бабушка тебя без сопроводительной бумаги на порог не пустит. Не то что в квартиру к ней тайком пробраться и полы подмести.
В общем, добрые дела надо как-то специально придумывать. Это непросто. И нет времени. До конца учебного года четыре месяца. Четыре месяца до конца отпущенного мне и детям срока совместной жизни.
Но положение дел все-таки еще можно исправить.
Ведь есть рецепт. Старый, испытанный — пасть дракона.
Вывезти бы деток куда-нибудь в отдаленную пересеченную местность и устроить им дня на три дикую первобытную жизнь. Все мальчики — племя «Тумбу», все девочки — племя «Юмбу». Пусть бы плясали вокруг костров под несмолкаемый бой тамтамов и умыкали представителей другого племени с намерением съесть их сердце. Почему-то в архаических обществах ценятся именно сердца врагов. На мозги совсем не тот спрос. Это к вопросу о ценностях.
Итак — поедание сердец представителей противоположного пола. А что? Хорошая идея. Удачная такая метафора для работы с раннепубертатной общественностью. По крайней мере, дает приблизительный ответ на вопрос, что делать с телом другого. То, что другого можно съесть, понятно в любом возрасте. Но здесь цель оказывается более определенной. Появляется мотив для ведения военных действий.
Буквального поедания мы бы, конечно, не допустили. Мы бы вовремя поставили народы перед необходимостью объединиться против общего врага (против мерзких взрослых), организовали обмен пленниками, трудную победу и всеобщее ликование с теми же тамтамами, кострами и зажариванием священного животного.
А вот когда бы ребятишки вдоволь набесились, наскакались и наорались, по ходу дела вникая в особенности архаического общественного устройства, можно было бы предложить им «подняться на новую ступень общественного развития» и основать детский парламент. В естественных для них условиях современного существования — в школе.
Но чтобы открыть пасть дракона, нужна сила. Сила, способная зачаровывать, обретать союзников, организовывать время и пространство. А я сейчас — как старый Мерлин, запертый в заколдованной пещере. Этот великий волшебник, этот маг, наводивший ужас на королей и простых смертных, не сумел отвалить камень от входа. Ему не хватило силы.
Сила иссякла. Перешла к другой волшебнице, к любимой его ученице, которая и замуровала его в пещере.
…Я попалась. Как кур в ощип.
Кто такой «кур»? Неизвестный науке зверь? Не думаю. Видимо, существует какая-то «кура», что-то вроде курицы. Это — «она». Соответственно существует и «он» — «кур». Они — «куры». Нет кого? — «Курей». По-моему, ясно.
Первый раз слышите? Я и сама до сих пор думала, что муж курицы, то есть куры, — петух. Но, может быть, если муж-то петух. А если не муж — то кур. Или наоборот. Или вообще кур от петуха ничем не отличается. Просто для кого-то он кур, а для кого-то — петух. От ощипа ни то, ни это не спасает.
Ощипывают, чтобы съесть.
В моем случае до этого пока не дошло. Кравчик оказался более лакомым кусочком.
Хотя такой простой смерти — взяли и съели! — он не заслужил.
Кравчика надо привязать к позорному столбу на центральной площади города и отрезать от него по кусочку. Один кусочек бросать кошкам, другой — собакам. До тех пор, пока он не научится быть хорошим.
Так родители моих учеников решили. Пришли сегодня с утра пораньше на тусовку к завучу и давай кричать, что их дети — сахарные пупсики. Они даже бегать не умеют, не то что там плеваться или толкаться. А виноват во всех смертных грехах этот самый гадкий Кравчик. И откуда он только в нашем прекрасном классе взялся? А вот родителей его почему-то здесь нет. Где его родители? Мы бы им все в глаза высказали.
И почему Маргарита Семеновна никаких мер не принимает? Терпит его выходки, будто он ей родной какой. А это Кравчик — просто чудовище. Как можно все ему спускать? Вот Наденька вчера вечером стала рассказывать о его проделках и прямо в голос разрыдалась: он знаете что сделал? Юбку ей задрал. Подкрался на перемене сзади — и задрал! При всех! Вот хам какой!
Туг я не сдержалась.
Юбку Наденьке задрал? Да это же настоящее событие! Надо срочно кого-нибудь в магазин послать. За шампанским. Чтобы мы эту юбку, то есть — ее отсутствие в положенном месте — прямо здесь, сейчас, коллективно обмыли. Выпили за уравнивание Наденьки в правах с подавляющим большинством женского коллектива нашего класса. За то, что она, наконец, в фаворе оказалась. И видели бы вы эту Наденьку на перемене! Как глазки у нее блестели, щечки алели и смеялся роток! Заливалась эта Наденька, что твоя свирель. Пресчастливейшим смехом. А ведь еще два месяца назад мы все переживали: что-то Наденька в стороне от ребяток держится, ни с кем не играет, не шалит. А мальчики и девочки ее вроде как не замечают. И вот оно! Наконец — свершилось! Наденька благополучно вписалась в окружающую среду.
И я бы за Наденьку только радовалась, только радовалась, если бы она дома этот спектакль — со слезами оскорбленного достоинства — не устроила. Дайте подумать, как ей в голову такая режиссерская мысль пришла. А! Да вот же! Задачку она на контрольной не решила. Контрольную переписывать придется. Это она сказала? Сказала? Но, наверное, ближе к вечеру, после того, как на Кравчика нажаловалась?
Все. Давайте закроем тему Кравчика. Я с ним как-нибудь разберусь. Давайте подумаем, как быстро заменить ручки на дверях. Лучше — не одну, а все. Чтобы снискать не только прощение, но и благодарность школьной администрации. И как организовать у туалетов детское дежурство вне графика. Нет лучше способа дисциплинировать детей, как превратить их в надзирателей за общественным порядком.
