Пожимают плечами. Ну, мы всегда относились к вам с уважением. Мы всегда вам доверяли. И ручки, конечно, нужно заменить. Это дело благородное — заменить ручки… Но этот Кравчик!..
Уважаемые родители! Дорогие мамы и папы учеников четвертого класса «А»! Мне самой скучно, и тошно, и руку подать совершенно некому.
И этот Кравчик мне действительно не родной. Как и вам. И своим родителям тоже. Он никому не родной. Он приемный.
Девчонка, что считается Лешеньке кровной матерью, родила его, едва ей семнадцать стукнуло, и в урочный час явилась домой, в родную деревню, с этим подарком на руках. Но родичам подарок не понравился, и маленькую маму послали вместе с ее «довеском» куда подальше. Она нашла пристанище в той деревне, где жили тогда приемные родители Кравчика. Кравчики были скульпторами — ваяли головы знаменитых и не очень знаменитых людей. В деревню они уехали подальше от городской суеты, в поисках творческого вдохновения.
Не знаю, посетило ли их вдохновение. А вот маленькая мама точно посетила. И не один раз, так как поселилась с ними по соседству, вместе с ребеночком. Она явно тяготилась изменениями в собственной жизни: жизнь стала скучной и утомительной. Но туг в одной из окрестных деревень, где домов побольше, да еще и кинотеатр, заезжие музыканты устроили дискотеку. И маленькая мама решила разнообразить свои одинокие будни. Один знаменитый поэт как-то дал окружающим совет, которому нужно следовать в трудную минуту: «Ты все пела, это дело. Так пойди же — попляши». Маленькая мама решила, что имелись в виду колыбельные, которые у нее явно не очень хорошо получались, заперла дверь и ушла плясать. На всю ночь. А малыш проснулся и давай кричать. От голода и страха. Когда соседи ближе к утру взломали дверь, он уже не кричал, а хрипел. И был характерного синеватого цвета. Вызвали «скорую» и отправили ребенка в больницу. Мама утром прямо с дискотеки поехала в райцентр, забирать сыночка. Его уже к этому моменту откачали. В первый раз это случилось, когда мальчику было месяца два. Потом — когда ему исполнилось пять месяцев, восемь. Считаются только происшествия, заканчивавшиеся вызовом «скорой». Всякая мелочь — не докормила, не допоила, не так спать уложила — не в счет. В восемь месяцев дело зашло слишком далеко. Мать отсутствовала больше суток, и ребенок оказался в состоянии клинической смерти. Поэтому домой его не вернули, а подали в суд и наконец-то лишили эту стрекозу родительских прав. Вот тогда Кравчики решили мальчика усыновить. Оба уже достигли зрелого возраста. Собственные их дети давно выросли и разъехались в разные стороны. Вот они и подумали: почему бы не дать воспитание этому несчастному ребеночку? Глядишь — человеком станет.
И уж как они старались! Читать его научили. Еще до школы. Вы же, Маргарита Семеновна, обратили внимание? Он бегло читает, без запинок. Теперь Кравчики получили большой заказ на головы и приехали в Москву. Здесь им на время работы дали мастерскую. А мальчика, Лешеньку, к ней привели. Директор рекомендовал. Отдайте, говорит, в класс к Маргарите Семеновне. Она — чуткий педагог.
Мальчик у них хороший. Но — что скрывать? Баловной немного. Конечно, со всеми детьми бывает. Но он-то деревенский, на воле рос. И наследственность, к тому же. Про наследственность они совсем не думают. Чего думать-то, раз усыновили? Но, если что не так, пусть Маргарита Семеновна не очень сердится. Пусть помягче к нему. Он из деревни все-таки. Может, и не умеет еще чего. Если набедокурит, пусть она сразу им звонит. Они с Лешенькой по-своему разберутся. Своими средствами. А так-то он мальчик неплохой, отзывчивый. В деревне по хозяйству им хорошо помогал, дрова пилить научился.
И еще они просят: не надо никому говорить, что мальчик приемный. Это они ей рассказали, свою тайну доверили. А больше — никому. Даже директору не сказали. Так, обмолвились, что мальчик в детстве много болел. К нему подход особый нужен. И директор тогда вас, Маргарита Семеновна, порекомендовал. Мы и сами теперь видим, как он прав был. А мы что надо для класса сделаем. Только вы не говорите никому, что Лешенька приемный. Он ведь и сам не знает. Ни о чем не догадывается. Он же тогда совсем крошкой был, когда мы его взяли.
Теперь понимаете, дорогие родители? Я ничего не могу вам объяснить.
А расскажи я — уверена: вы бы меня поддержали. Вы же люди сердечные. Вы бы сказали: понятно, почему этот мальчик дергается, если ему неожиданно положить руку на плечо, почему у него с выражением чувств не все в порядке. В этих изменившихся обстоятельствах мы не станем привязывать Лешу Кравчика к позорному столбу и отрезать от него по кусочку. Мы придумаем что-нибудь другое.
Ведь надо учесть еще вот что: Кравчик не ходил в поход против Черного Дрэгона, не совершал подвигов во имя победы добра. Ему не на что опереться в своих поступках. Поэтому мы не можем строго с него спрашивать. Пока не можем.
Но мы обязательно что-нибудь придумаем. Что-нибудь такое, что поможет ему справиться со страшным своим наследством, с угнездившимся в глубине души одиночеством, со смертным страхом отсутствия матери.
Вы так не скажете. Вы же ничего не узнаете.
И что мне теперь делать? Что мне теперь со всем этим делать? Где взять силы прожить жизнь так, чтобы не было потом мучительно больно? Чтобы всем нам потом не было мучительно больно? Ведь я во всем привыкла на вас опираться, на вашу поддержку и понимание: и когда готовили поход против Дрэгона, и когда устраивали бал, и когда спектакли разные ставили, шкафчики чинили. На ручки нас еще хватит, а на «Тумбу-Юмбу»?
Вы ведь, пожалуй, мне теперь не поверите. Не захотите верить, что все устроится, наладится. Что Кравчик этот, настанет день, перестанет задирать юбки и щипаться. Ведь и времени у нас с вами совсем не осталось.
В сказке про сестрицу Аленушку и братца Иванушку есть один эпизод. Привела ведьма Аленушку на берег реки, привязала ей на шею камень и бросила в реку.
Я все думала: что же эта Аленушка — так и шла за ведьмой, как ягненок на заклание? А потом стояла и смотрела, как ей на шею камень вешают? Что же она не брыкалась, не сопротивлялась? Не могла, что ли, стукнуть эту ведьму по ее длинному кривому носу?
Но, может быть, утопил Аленушку не камень. Камень — это так, для красного словца. Сказочный шифр. Утопила Аленушку тайна, которой она ни с кем не могла поделиться. Из-за козленочка. Ведьма сказала ей: «Будешь мешаться мне под ногами, расскажу всем, что козленочек на самом деле — никакой не козленочек, а оборотень. Мальчишка, превращенный в козла. Ты ведь знаешь, как у нас относятся к оборотням? Сожгут и съедят. Как самого обычного колдуна. Так что вали отсюда, из дворца. И тайна останется между нами». Аленушка кивнула в знак согласия и ушла. От сытой богатой жизни, от своего мужа-царя. От любимого козленочка. Чтобы сохранить его тайну. Она затерялась в потоке жизни, где-то на самом ее дне. И чем зарабатывала себе на хлеб, один Бог знает…
После того, как Кравчик у нас появился, после того, как он сбросил с плеча мою руку и стал ругаться матом на переменах, я помчалась к подруге-психологу:
— Расскажи все, что знаешь о брошенных детях. И о приемных.
Подруга не стала меня вдохновлять. Велела набраться терпения и не ждать быстрых результатов. Она сказала, это сложно, очень сложно — изжить такую травму. Хотя может и получиться. Если все вокруг помогать станут. Если стрессов не будет, обстановка сложится доброжелательная.
— Ты издеваешься? Он ругается матом, а все улыбаться, что ли, должны?
Она пожала плечами. Она про тренинги понимает. А про школьную жизнь — не очень.
— Я тебе сочувствую.
Я разозлилась и ушла. Вечером зазвонил телефон.
— Я забыла тебе сказать про родителей. Очень много отказов.
— Каких отказов?
— Для приемных родителей самый тяжелый период — пубертат. Когда начинаются подростковые
