быть, папа тоже устроит детский бал, и…» Но помечтать не успелось. За дверью послышались взволнованные родительские голоса. И очень хотелось подслушать. Все знают, что это нехорошо, но уже не раз Нюточка убеждалась, что иначе все самое важное и интересное пропустишь. Дождавшись, когда голоса удалятся, Нюта решилась на отчаянный шаг. Тихонечко приотворив дверь в коридор, она прокралась к дверям маменькиного будуара и затаилась в складках тяжелого бархатного занавеса с кистями и бомбошками, украшавшего дверной проем.
— Боже! — срывающийся от слез и тихой истерики голос маменьки. — Что же теперь с нами будет? Мы же все погибнем!
— ТТТтттттт! (Это уже папенька.) Тише. Леленька, родная, доверься мне, я найду выход…
— Выход! Разве ты можешь найти выход!.. Генерал Мертенс до дверей не успел дойти, как они набросились на него и разорвали в клочья. А потом вошли в дом и расстреляли всех, даже малышей! И вынесли из дома все ценное имущество, даже ордена, пожалованные генералу за заслуги!
— Послушай, Лелюшка, — голос папеньки дрожит, — послушай, я пытался связаться с моей тетей, в Варшаве, она могла бы укрыть нас, но письма не доходят…
— Ну, хватит! — маменька уже не плачет, она сердится. — Хватит. Я знаю, что ты неспособен принимать решения! Год назад нужно было уехать, ты должен был догадаться…
— Анеточка! Идите молоко пить!
От неожиданности Нюта вздрагивает — это голос нянечки, ой, сейчас не поздоровится, если только быстро-быстро не добежать до столовой. На цыпочках, стараясь быть абсолютно бесшумной, Нюта мышкой шмыгает во второй коридор и там, уже приосанившись и чуть отдышавшись, отвечает: «Я иду, Кориночка».
Муська, по прозвищу «худая», старательно копалась в мусорной куче. Старая, потрепанная алкоголичка, она получила свою кличку за исключительную худобу, присущую зачастую сильно пьющим людям. Ее усохшее, желтое, длинное тело казалось совсем износившимся, мятым, а лицо — будто пожеванным. Однако, несмотря на преклонный возраст и удручающе порочный образ жизни, Муська была еще крепка и вполне самостоятельна. Во всяком случае, ежедневный обход помоек она не пропускала. Ну разве что дружки приносили водки на несколько дней, и тогда она устраивала себе запойные «выходные». Муська держала «хату». То есть пускала дружков на постой на занимаемую ею, по закону, жилплощадь. За еду, за выпивку, а иной раз и за некоторые иные услуги. В огромной захламленной коммуналке, кои никогда не выведутся в Петрограде, как его ни назови, около черного входа располагались ее апартаменты, общей площадью 16 квадратных метров. Поскольку имущество Муську не обременяло — давным-давно все было пропито — места собутыльникам хватало. Тут стоял в прошлом белый, а нынче невразумительного цвета пластиковый стол, покрытый стародавней газетой, четыре колченогих стула, с сиденьями до того грязными, что садившийся прилипал к обивке, а на полу валялись клочковатые матрасы, на которых всегда кто-то спал, завернувшись в нечто, смахивавшее на бывший настенный коврик. На подоконнике громоздилась стеклотара — в ожидании сдачи в приемный пункт. В этом райском уголке зачастую фасовали травку и кокс или делили ворованное, а то и били кого-то смертным боем, а потом тихо, ночью, выносили подальше со двора. Соседи волком выли от Муськиных гостей, сколько раз жалобы писали в прокуратуру да в различные судебные инстанции. Но — все впустую. Менты Муську покрывали, регулярно выпивали у нее «на халяву», да и с дружками ее проворачивали какие-то темные делишки. Ну, и потом Муська уже много лет районное отделение обслуживала, будучи бабой горячей, неуемной и «готовой на все», несмотря на возраст. Сидела она всегда во главе стола, как генеральша, напялив блондинистый, свалявшийся длинноволосый парик, при полной боевой раскраске, как в прошлые, героические свои времена, когда была еще молодой актрисой, да не просто начинающей, а уже блеснувшей, схватившей славы и оваций. А теперь Муська, надев все свои пластмассовые драгоценности, любовно собранные по помойкам, парадное люрексовое мини-платье «с напуском», не скрывавшее варикозных, худых и не слишком чистых ног ее, туфли с золотыми облезлыми каблуками, царицей возвышалась над разношерстной, замызганной компанией опустившихся пьянчуг. Смотрела она на сожителей своих снисходительно, попивая водку из граненого стакана; помада, всегда алая, размазывалась по подбородку, а зеленые тени собирались в углах морщинистых век. Если кто-то из мужичков ей хоть в чем-то возражал, Муська презрением обдавала провинившегося и цедила: «Да я — тебя — целиком щас сюда запихну!» И похабным неоднозначным движением раздвигала длинные и тощие свои ноги, под угодливый сальный хохоток остальных прихлебателей. Потому что знали — запихнет и не подавится! Но вообще баба она была добрая, никогда для дружков денег не жалела. Каковые, кстати, у нее водились. Потому как обход помоек давал Муське постоянный доход. Она выискивала в бачках разное барахлишко, а потом продавала в переходе метро. И ведь почти новенькие вещички иногда попадались!
«О! — хвасталась она, примеряя очередную шмотку. — Смотри-ка, какую красоту выбрасывают „новые русские“! Если б каждый день такое находить, так уже бы я миллион заработала!»
Мысль о миллионе давно терзала Муську, ни на минуту не отпуская ее. Ей все казалось, что фортуна улыбнется, подкинет шанс, а с миллионом-то хватит на пропой пожизненно, да еще и на шикарные похороны останется.
О нем же, о миллионе, думала Муська и в этот день, исследуя очередную помойку. Добыча уже дня четыре подряд была не ахти. Но соседка сверху, промышлявшая милостыней в переходах, дала адресок у нового кооперативного дома. С утра раненько Муська двинулась на разведку. И вправду, куча у бачков выглядела внушительно: видно, мусоровозка дней десять не приезжала. Муська внимательно оглядела фронт работ. В первую очередь привлекла ее внимание старая, ободранная прикроватная тумбочка. Подергала Муська ящик, глядь — а он на замке. Муська аж испариной покрылась от ожидания: замком-то ее было не удивить — первый муженек профессиональным взломом занимался. Привычно согнув выдернутую из прически шпильку, Муська недолго боролась с ящиком, пока тот не раззявил свою деревянную пасть… полную денежных бумажек, закончивших свое хождение лет пять назад. Смачно плюнула Муська в сердцах, да прямо на бумажки. Бабка какая-нибудь безумная, змея подколодная, видно, от родственников деньги-то прятала, а потом госзнаки поменяли, и — тю-тю, бабка, твои накопления… Да еще и под замком хранила. «Ну, народ убогий, жить не умеют, — возмущалась Муська, продолжая копаться в окружавшем тумбочку мусоре. — Ни жить красиво не умеют, ни помереть!» Вновь представила она свои похороны — в дубовом гробу, в розах, да на Литераторских мостках, в толпе знаменитостей — в том случае, если с еще не найденного миллиона останется достаточно… И с удвоенной силой начала рыться в куче тряпья, старательно проверяя каждый карман выброшенных юбок, брюк и пиджаков. Шмотки, кстати, попадались хорошие — хоть сразу на продажу, видно, и впрямь в дом «новые русские» заселились, не обманула соседка-попрошайка. Для себя Муська отложила: кружевную розовую юбку, чулки зеленые, с люрексом (всего-то четыре дырки — а уже выбрасывают!) и волшебной красоты, цикламеновый с белым, полосатый кардиган.
Остальное — в бизнес, — решила Муська, оглядываясь кругом в поисках тары для выноса добычи. Наконец на глаза попалось нужное: из переполненного бачка торчал довоенный фибровый чемоданчик, изрядно помятый, но задорно поблескивавший никелированными уголками и защелками. Хищно оглянувшись, Муська бросилась к добыче. Не раз слышала она от товарок рассказы, как вот в таких-то невзрачных чемоданчишках и находились жемчуга и бриллианты, спрятанные за обшивкой чокнутыми одинокими старикашками. Замочки подались просто: щелк — и чемоданчик заулыбался во всю ширь обклеенной веселенькими обоями глотки. На землю посыпались старые фотографии. Муська, как дама образованная, знала, что некоторые из них тоже денег стоят в комиссионном магазине, особенно — такие плотные картонные прямоугольнички со старинными господами и их матронами в нарядных шляпах. Поэтому, быстренько собрав шмотье в первый подвернувшийся, почти не рваный полиэтиленовый пакет, она прихватила чемоданчик и направилась в сторону дома, чтобы хорошенько рассмотреть находку.
Оказавшись в родной халупе, Муська вытолкала взашей пару засидевшихся за пустым столом алкоголиков, приказав им без водки обратно не возвращаться, и, умостив на столе чемоданчик, внимательно принялась за осмотр старых фотографий.
Нюточка взяла большое, игрушечно-красное яблоко, и, пока няня Кора судачила о чем-то с горничной Томиных — Дарьюшкой, пошла искать чудесную девочку в костюме ангелочка.
