— Нам что-то не сказали, любезнейший барон, и мы вместо охоты отправляемся на войну? — невинно похлопав глазками, кивнул он в сторону накрепко застрявшего в проеме неуступчивого архитектурного сооружения военного монстра.
— И теперь вы пытаетесь прихватить с собой еще и осадную башню? — ехидно поддержал Бренделя Дрягва.
— А где будете делать подкоп под кабана, уже решили? — надул щеки и фыркнул Карбуран.
— Нет, он будет брать его штурмом, лестницы идут со следующим обозом! А из арбалета он будет бить уток! — предположил граф и залился мелким дребезжащим смешком, словно подавая сигнал остальным.
И три четверти охотников демонстративно, но от души расхохотались в адрес медленно заливающегося багровой краской Жермона.
Еще четверть искренне жалела, что такая роскошь им не доступна.
Баронесса выдвинула вперед нижнюю челюсть, распахнула веер и обвела предающуюся веселию братию взглядом наводчика пресловутого арбалета за оптическим прицелом.
Потом разящий наповал взор был переведен на внучка.
— Мотик? — музыкальным сопрано проинтонировала бабушка, вскинув домиком выщипанные и подведенные угольком брови, и барон понял, что мосты к отступлению только что были не просто сожжены, но смешаны с органическими удобрениями и разбросаны по дальним полям и огородам.
— Смейтесь, смейтесь, милейшие, — презрительно задрал нос и оттопырил нижнюю губу барон. — Хорошо смеется тот, кто стреляет последним. Спасибо, мадам: вы прибыли очень вовремя! Замечательный экземпляр! Кому, как не нашему роду, знать, как надо избавляться от назойливых вредителей!
И, довольный своей многозначительной отповедью таким назойливым вредителям, барон Бугемод обратил высочайшее внимание на безуспешно пытающихся протиснуть арбалет пятьдесят шестого размера сквозь арку сорок четвертого, с пламенно речью:
— Эй вы, болваны, прекратите! Да объедьте вы ее по другой улице, раздери вас верява, вы же его так сломаете! Сомик, проводи их, да поживей!
Оруженосец барона торопливо проглотил, едва не подавившись с летальным исходом[111], ухмылку, кивнул и поскакал к обвисшим в изнеможении на орудии горе- артиллеристам.
— Разворачивайтесь, разворачивайтесь, деревенщины, раздери вас верява!..
Убедившись, что семейная реликвия передана в надежные руки, старушка извлекла из складок собольей шубы резную коробочку красного дерева с инкрустацией из слоновой кости, нажала длинным крашеным ногтем скрытую защелку и откинула крышечку.
После этого на свет из того же кармана появилась длинная, изящно изогнутая ореховая трубка.
Не обращая внимания на окружающих, баронесса с удовольствием набила чашечку курительной смесью. Лакей с дымящимся трутом подскочил незамедлительно, и через полминуты бабушка Удава уже задымляла окружающую атмосферу с выражением отрешенного блаженства на морщинистом лике.
Графа Бренделя, судя по ехидному выражению его хитрой мордочки, происходящее только что вдохновило на еще один потрясающе остроумный комментарий, но лишь он собрался его сделать достоянием общественности, как двери управы распахнулись, и в морозное утро дружным, хоть и не совсем стройным отрядом высыпало жюри под предводительством лукоморской четы.
Серафима раздавала избранным наблюдателям последние указания, Иван — сухие пайки.
— …на запад иду я, Барсюк и Воробейник, на юг — Кондрат с Коротчей и Медьведкой, на север — Спиридон, Комяк и Хвилин…
— А что делают в жюри эти… э-э-э… военные?
— Они не в жюри. Они рядом. Страхование от несчастных случаев на охоте, я бы сказала…
— …тут хлеб и вареное мясо, а здесь мяса не хватило, и положили рыбу… вяленую… и хотели еще по луковице положить, но лук тоже кончился… а вчера днем из Стеллы хурму привезли… задешево… и вот мы тут посовещались и я решил… только она не совсем зрелая… так сказать… но зато по пять штук!..
Скрученные бумажки с названиями сторон света были извлечены из иванова кармана и на глазах претендентов брошены в шапку Спиридона.
Тот старательно свел края своего малахая вместе, яростно затряс его, словно рассчитывал растрясти бумажные трубочки на молекулы, но через минуту — то ли передумал, то ли решил, что цель достигнута — снова раскрыл.
Четыре бумажки, прижавшись друг к другу, жалкой кучкой лежали на дне шапки.
— Прошу тянуть жребий, — торжественно пригласил Иванушка.
Четыре руки как четыре голодные кобры метнулись к малахаю, столкнулись над целью, и дошло бы дело до рукоприкладства, если бы не Сенька.
— В алфавитном порядке, господа претенденты, в алфавитном берем!
Руки и их обладатели замерли, впав в ступор.
В алфавитном?..
Это как?
Если бы не один из самых просвещенных людей царства Костей того времени, граф Брендель[112], такое необдуманное заявление могло отложить отбытие охотников на неопределенное время, но он справился, и всего через пять минут претенденты на трон страны Костей узнали, что Брендель идет на восток, Карбуран отправляется на запад, Дрягве достался юг, а Жермон при поддержке затерявшейся пока на соседних улицах артиллерии ищет удачи на севере.
Иванушка, смутно чувствуя, что от него моментом требуется нечто большее, нежели бутерброды с зеленой хурмой, взобрался на коня и произнес небольшую, но запутанную речь, призванную вдохновить участников на охотничьи подвиги.
Закончил он ее традиционным пожеланием:
— …И, как говорится, ни пуха вам, ни пера!..
Но тут же, подобно кабану из засады, выскочила и обезоружила его одна, но предельно логичная мысль.
Они же на кабана идут охотиться, при чем тут перья?..
Тут же, непрошено, автоматически и мгновенно, всплыл и сорвался с языка запасной вариант:
— В смысле, я хотел сказать, ни хвоста, ни чешуи…
Какая чешуя?!.. Это же кабан!!!
А что у них, у кабанов, там бывает?..
Хм…
— То есть, конечно, ни уха, ни рыла!..
На такой мажорной ноте закончилась официальная часть проводов удалых охотников, и остающиеся в городе члены жюри дали отмашку стартовать.
Время пошло.
Спящий город разбудили и заставили вздрогнуть и перевернуться в своих и чужих постелях голоса четырех серебряных рогов, и охота на исполинского вепря началась.
Четвертый час отряд барона Бугемода продирался сквозь редколесье и кустарник северного склона Кукушкиной горы.
Там, где отряды остальных дворян проскакали бы на полном ходу и не заметили преград, фамильное осадное орудие Жермонов не могло равнодушно пройти мимо ни одного дерева.
Чтобы его охотничья партия продвигалась по лесу хоть со сколько-нибудь значительной скоростью, впереди нужно было бы пустить семь-десять артелей лесорубов-стахановцев. Но лесорубов не было и, яростно скрипя зубами и проклиная все горы, деревья и кусты вместе взятые и каждый по отдельности[113], благо времени у него для этого было предостаточно, барон с тоской окидывал блуждающим взором открывающуюся перед ним картину.
Может, в другое время и при других обстоятельствах ноябрьский лес, припорошенный еще не начавшей таять под бледным дневным солнцем хрусткой морозной крупкой, и вызвал бы у него иные чувства, но только не сейчас, когда один и тот же вид нагло и назойливо мозолили ему глаза на
