— А вы еще по одной! — тут же жизнерадостно предложил граф и снова подал личный пример. — Я пью эту чару за то, чтобы самый достойный дворянин возглавил мою любимую страну!
Народ переглянулся, пожал плечами, но выпил по принципу «сказал „А“ — скажи и „Б“». Раз уже вознамерились получить все тридцать три с половиной удовольствия, так уж на полпути останавливаться как-то нелепо.
— Ну, как?.. — напряженно уставился Брендель в слегка закосившие глаза ближайшего к нему тонкошеего парня лет восемнадцати.
Парень икнул, утер рукавом нос и прислушался к ощущениям.
— Дак это… теплее вроде на улице стало… это…
— Ага, теплее! — поддержали его откуда-то слева. — Ажно щеки загорелись!..
— Огонь по жилам пошел, чуете?..
— Ага ты… пошел…
— А давайте еще по одной, мужики!
— А бабы чего, не давайте?!..
— И ты, Мышаня, давай! Эх, хорошая ты тетка!..
— Подхалимничаешь, кум!..
— Кто, я?!.. А давай почелуемся!..
— А вот я тебе мою бабу почелую, почелую, охальник, кружкой-то по репе!..
— Это ты меня?.. Это я тебя!..
— Эй, вам наливать?
— ДА!!!
— За его… за графскую светлость!.. Чтобы ему в жизни везло!.. И жену хорошую!..
— Он женат, дурик!
— Ну, тогда бабу, как Мышаня!..
— Да я тебя!..
— Нет, это я тебя!..
— За графа!!!..
— Ура-а-а-а!!!..
Неразличимая в тихо спускающихся сумерках среди бесконечных покачивающихся голов Мышаня невпопад захихикала о чем-то о своем, о женском, но окончание семейной сцены на трибуне услышать так и не удалось: тумаки, ругань и ржание соседей веселой тройки быстро потонуло в похожем шуме со всех сторон.
Зато на вип-местах тревожно завозились министры, и источник волнения так и оставался бы для лукоморцев загадкой, если бы минут через десять после начала всеобщего оживления Коротча не высказал всеобщее мнение.
— А вот я тут подумал, ваши высочества, и задался вопросом.
— Давай, валяй, — рассеяно махнула рукой Сенька, не сводя угрюмого взора с происходящего на площади.
— Вот пение мы своими ушами слушали, так?
— Так, — согласилась она.
— На лыцарей своими глазами смотрели, так?
— Так, — подтвердила она и непроницаемо уставилась на министра канавизации в ожидании завершающего аккорда.
— А третье испытание мы как оценивать будем, ежели даже не в понятиях, чего у них там происходит и по какой причине? — хитро прищурился мужичок и склонил голову набок в ожидании ответа.
Что и следовало доказать…
Серафима вздохнула, сделала большие глаза и беспомощно развела руками:
— Не такой возможности, мастер Коротча. Это всё равно, что чай с сахаром вприглядку пить.
Министры воодушевленно засмеялись.
— Ну, так я полагаю, мы тоже сходить, попробовать должны? — приподнялся вопросительно министр каменных стройматериалов и робко кивнул в сторону быстро раскочегаривающегося веселья.
— Выходит, должны, — снова развела руками царевна и приглашающе махнула в сторону застолья:
— Сходите, поглядите, попробуйте. Да только вы, пока тут сидели, тостов пять пропустили. Вы уж нагоните, не забудьте.
— Не забудем!.. — восторженно воскликнул министр мясопродуктов, и весь кабинет, словно по давно ожидаемой и отрепетированной команде рванулся вниз по ступенькам в гущу гульбы.
— И что ты, по-твоему, им насоветовала, Сеня? — укоризненный голос мужа прозвучал неожиданно прямо в ухо.
— Как — что? — притворно удивилась царевна. — Догнать и перегнать, конечно.
— Но зачем?! Ты же представляешь, что будет с ними — со всеми, я имею в виду! — утром?!..
— Ну, во-первых, не учи ученого. Будет им утром судный день с доставкой на дом, это к веряве не ходи. Но ведь каково развлечение, такова и оценка. Или ты хочешь, чтобы они, не испробовав Брендельского шшастья, ему пятерок наставили?
— Нет, — быстро согласился Иванушка.
— А во-вторых, Вань, ты лучше представь, что будет тут, да и по всему городу, через час-два. Когда вся честная компания, не жрамши весь день и толком накануне не спамши, назюзюкается по самые уши?
Иван побледнел.
Наверное, представил.
— А что будет, когда они все кто где обнимался или морду соседу бил, там и спать повалятся? Или, того хуже, по всему городу расползутся? А ведь не май-месяц на улице-то.
Иванушка решительно поднялся и, ни слова не говоря, заспешил вниз по лесенке.
— Вань, ты куда? — кинулась Сенька за ним.
— Это надо немедленно остановить! Прекратить!
— Как?!
— Я скажу им… я расскажу…
Вместо ответа Серафима ухватила его за рукав и ткнула пальцем в народ:
— Смотри внимательно!
— Ку?..
И вдруг Иван подпрыгнул, едва не слетев с последней ступеньки, и схватился за сердце: Сенька заорала за его спиной дурным голосом, что было мочушки.
— Ты что?!.. Что случилось?!.. Что с тобой?!..
— Со мной? — кисло улыбнулась супруга. — Ничего. И с ними тоже ничего. Ты видел? Видел? Кроме тебя на мой вопль никто и не дернулся.
— Ну и?..
— Ну и то. Что тебя теперь никто не услышит, хоть ты искричись тут весь до посинения. А по одному ты их как раз к утру обойдешь. И это при условии, что они вообще будут твои слова помнить.
— Ты права… — расстроился и поник головушкой Иван. — Но что же тогда делать?..
— Будем готовить морги и лазареты, — скорбно провещала царевна.
— Что?!?!?!..
— Шу-у-утка. Есть у меня одна идея. И час-два времени.
Веселье на площади продолжалось и набирало силу и размах.
Где-то танцевали на столах.
Где-то под столами.
Где-то дрались.
Где-то целовались.
Где-то пели нестройным хором про сильномогучего богатыря Лосину Ершеевича, ужасно перевирая
