искателей народных сокровищ.
Про здесь и сейчас говорить отдельно даже не приходилось.
— Значит, сначала пойдем налево, до конца, — решительно шепнул Кысь.
— Налево… — на мгновение Мыська, ориентирующаяся на местности с искусством кошки, закрыла глаза, словно в полном мраке это было необходимо, помахала пальцами перед носом, и произнесла:
— Налево должна быть конюшня и курятник.
Осторожная разведка в этом направлении при тоненьком лучике волшебного света подтвердила слова девочки и нанесла на карту первую дверь.
Которая была закрыта на засов[50] и вела на улицу.
Дверь, после придирчивого осмотра на предмет отсутствия за ней чьих бы то ни было богатств, была потихоньку прикрыта, засов — на всякий экстренный случай — положен вдоль стены на крыльце, и экспедиция продолжилась в другом направлении.
Вторая обнаруженная дверь закрывалась на крючок и скрывала за собой ведра, тряпки и щетки.
Третья, с защитой от взлома в виде щеколды, таила кучу котлов, кастрюль, вертелов, половников, разделочных досок и прочей кухонной утвари.
Четвертая оказалась каморкой кого-то из прислуги: кровать, стол, два гвоздя в стене вместо шкафа и неизменные ставни на окошке составляли всю ее меблировку[51].
В пятой и шестой расположились новые горы покрытого пылью и паутиной хлама.
Седьмая — еще одной неуютной клетушкой не больше чулана со щетками.
Восьмую они обнаружить не успели.
Непроглядную темноту впереди, метрах в четырех от них, разорвала вспышка показавшегося ослепительным света. И в коридор, то ли односторонне продолжая разговор с оставшимся позади собеседником, то ли бубня ругательства, то ли просто что-то с аппетитом пережевывая, вышел повар.
Дети застыли, вжавшись в дверной проем незнакомой комнатушки, ожидая, что по всемирному закону подлости жилище окажется именно поварское, и что ему непременно понадобится нечто, забытое пять минут назад…
Но толстяк, ослепленный светом собственной лампы, лишь рассеяно скользнул взглядом по неподвижной тьме справа, прикрыл за собой дверь и походкой чрезвычайно упитанной утки, с рождения видевшей воду исключительно в корыте, направился налево, помахивая массивным одиноким ключом на большом круглом кольце.
В коридоре остался висеть сногсшибательный, одуряющий аромат свежеиспеченного хлеба и жареной свинины.
— Кухня… — сглотнул слюнки Снегирча.
— Вы стойте, я за ним! — дрожа от возбуждения в предчувствии долгожданного подарка судьбы, быстро шепнул друзьям Кысь и, не дожидаясь согласия или возражений[52] , на мягких лапах кинулся за удаляющимся пятном света.
Любой командир знает, что самое главное в отряде — это дисциплина.
В дружине Кыся она, безусловно, была. Когда дружинники этого хотели.
Но сейчас желание командира и дружины не совпало.
Остановившийся и согнувшийся в три погибели в безымянном дверном проеме Кысь едва не вскрикнул, когда на него сзади беззвучно налетели и повалили на пол двое неуклюжих неизвестных.
— Ой… извини…
— Мы тебя не увидели…
— Я же сказал!.. попросил!..
— А чего мы, там одни стоять будем?!
— Хитренький какой!
— ТС-С-С-С!!!!!!!!
Взрыв возмущенных шепотков мгновенно стих.
Приблизительно секунд на пять.
— Где он?..
— Там впереди есть дверь!!! А за ней — лестница вниз!!! — едва не задыхаясь от волнения и простив по такому случаю бунт на корабле, прошипел командир. — И он только что туда спустился!!!
— Этим ключом открыл?
— Да!
— Ты запомнил, которая это дверь?
На этот раз тишина продолжалась почти минуту.
— А вы? — осторожно нарушил ее Кысь.
— Значит, так, — авторитетно заявила Мыська. — Сейчас возвращаемся по той стенке, считаем двери, и уходим в нашу комнату, пока нас не застукали. Раз по трубе всё слышно, дождемся, пока они уйдут спать, возьмем ключ, и…
Кысь, даже чувствуя, что его единовластию приходит безвременный конец, не нашелся, что возразить на такое здравое предложение.
Но он мог дать команду.
— Ну, давай, считай…
Трое кладоискателей сгрудились вокруг холодного камина в напряженном молчании, с нетерпением ожидая, когда же, наконец, четверым вранежевым прислужникам надоест болтать, жевать, или чего они там делали, и они разойдутся по своим чуланчикам и кладовкам, именуемым в этом доме комнатами прислуги.
Часа через два ожидания этот момент настал.
Боясь поверить собственным ушам и ошибиться, они по очереди засовывали головы в дымоход, крутили ими так и сяк, прислушиваясь и пытаясь уловить хоть малейший признак того, что компания под ними не разошлась, а, предположим, исчерпав темы для разговора, просто сидит и молча поглощает жаркое с булками, но тщетно.
— По-моему, ушли, — звенящим от нетерпения шепотом подытожил десять минут бесплодной прослушки Кысь. — Давайте еще минут двадцать погодим, а потом…
И они погодили еще двадцать минут, а потом еще десять, и еще пять, чтобы быть совсем уж уверенными, что вранежевы шакалы, как называли их в Постоле, уснули.
Годить дальше и больше не было уже никакой мoчи, и Кысь скомандовал выступать.
Добросовестный Мыськин отсчет не дал сбоя, и кухня, а после и дверь, ведущая в подвал, заваленный неправедно нажитыми сокровищами, были обнаружены без труда.
— Хорошо еще, что ключ хоть у дверей висел, — пробормотал Кысь, на ощупь пытаясь отыскать замочную скважину в гладкой стене. — А то бы искать его пришлось час, не меньше… Кухонька-то у них — о-го-го… не чета нашей…
Снегирча, не говоря ни слова, зажег светильник и тихонечко приоткрыл кулак.
— Аж четыре камина в ряд… я и не знал, что так бывает… — как ни в чем не бывало, командир перенаправил свои усилия по адресу, и они логично увенчались через несколько мгновений и три поворота ключа безусловным успехом.
Дверь под толчком командирской коленки распахнулась, и перед взорами готовых к любым чудесам разведчиков открылась обыкновенная неширокая лестница, каких ребята видели за свою жизнь не один десяток.
Чудеса откладывались.
Они вынули ключ из замка, прикрыли за собой дверь, светоносный Снегирча разжал кулак, и искатели сокровищ, не в силах больше сдерживаться, вприпрыжку понеслись по стоптанным серым каменным ступеням вниз.
Два пролета пролетели как две ступеньки, и вот перед ними открылась во всей своей красе заветная цель их экспедиции.
Подвал.
Вранежа.
