— Поклясться?.. — недоуменно уставилась на него та.
— Ну, да! — сияя от приятного осознания собственной чрезвычайной сообразительности, Иван радостно кивнул. — Пусть поклянутся, чем хотят!
— И «Честное слово!» скажут? — не унималась отчего-то Серафима.
— Н-ну да, — пожал плечами ее супруг, не понимающий отсутствия какого-либо энтузиазма по поводу такого замечательного предложения, как его. — Если тебе это кажется разумным… и рациональным… ведь они принесут клятву… Но пусть дадут и честное слово.
— И добавят «гадом буду, крест на пузу, нож в спину, век воли не видать»? — уточнила с невинным видом она.
— А… это что — формула какого-то местного мистического обряда торжественного принесения клятвы? — удивленно вскинул брови Иванушка. — Никогда о таком не читал…
Серафима возвела очи горе, испустила обреченный вздох и оставила всякую надежду пробиться при помощи простого сарказма к такому атрофированному рудименту атавизма в голове ее мужа, как здравый смысл.
Пожалуй, открытый текст в этом безнадежном случае может сработать лучше.
Полной уверенности, естественно, не было, но попытаться стоит.
— Ванечка, миленький, да как же ты не понимаешь, что, принеси они хоть сто пятьдесят клятв, обещаний или обетов, но если победитель их не устроит, то никто и глазом моргнуть не успеет, как твои кровопролития, гражданские войны и интриги подковерные обрушатся на бедное царство как из волшебного рога изобилия!..
— Сеня, — мягко взял за руку жену Иванушка. — Твое неверие в лучшую сторону человеческой натуры меня иногда удивляет. Они же благородные люди, и…
«Ха! Благородные! Не знаю, в каком смысле ты сейчас это слово употребил, но слышал ли ты когда- нибудь, чтобы кровопролития, гражданские войны и интриги организовывались булочниками или сапожниками?» — хотела положить его на обе лопатки и тем самым завершить спор царевна, но вдруг ей пришла в голову мысль получше.
— Хорошо, — быстро согласилась она. — Но только давай договоримся, что им придется собственноручно подписать эту клятву.
— Но зачем?.. — с удивлением начал было возражать царевич, но Серафима его опередила.
— А вдруг кто-то позже скажет, что не помнит, о чем поклялся? И захочет, так сказать, освежить в памяти текст? — и она так искренне захлопала глазами, что сомнения в ее чистосердечности сразу закрались бы у всякого.
Кроме Иванушки.
Он помолчал, обдумал сказанное, пришел к выводу, что это действительно еще одна неплохая идея за сегодняшний вечер и улыбнулся.
— Вот видишь, Сеня! Если хорошенько подумать, то от твоих подозрений не останется и намека! Ведь в глубине души абсолютно все люди — добрые и благородные!
— Угу, — старательно поддакнула она и прикусила губу, чтобы ненароком не уточнить, что в некоторых людях доброта и благородство всё же скрыты настолько глубоко, что без меча до них и не добраться.
Она уже некоторое время подозревала, что в мире существует многотомный и постоянно уточняющийся список глупых и бессмысленных действий, таких, как ношение воды в решете, надевание рукавичек на уши, охота за комарами с топором, пробивание стен головой…
И она была почти уверена, что убеждение ее возлюбленного супруга в противном неизменно возглавляло этот список.
Покидая подвал с чувством человека, исполнившего долг, но толком не уверенного, что это был за долг, чей, и стоило ли его исполнять вообще, Сенька у самой лестницы споткнулась обо что-то, и под ноги ей шуршащей двухмерной лавиной поехала куча не замеченных ранее в темноте у стенки картин.
— Ой!.. — успела отскочить и не наступить на образцы старинной живописи Страны Костей она. — Вань, смотри!.. Ты их раньше видел?
— Нет, — покачал устало головой Иванушка, обуреваемый приблизительно такими же чувствами, что и его жена. — Как-то не до них было. Пошли?
— Нет, погоди! — у царевны зародилась идея. — Мы самозванцев сегодня где своим предложением осчастливим?
— А-а-а… В-в-в… Н-да, тот зал, и верно, маловат… Ну, тогда есть просторное помещение на первом этаже в южном крыле, может, туда их попросим пройти?
— Вот-вот, я про то же подумала, а еще знаешь, что? Что в нем нет никакой внушительности и солидности, кроме портьер да охотничьих трофеев в простенках между окнами.
— И что ты предлагаешь? — непонимающе уставился на супружницу Иван.
— Да вот хоть живописью его увешать. И нарядно получится, и с намеком. Из прошлого — в будущее. Преемственность поколений и династий. Не посрамите славных имен и деяний ваших предков, и всё такое.
— Н-ну давай, — пожал плечами царевич, в представлении которого как раз портьеры и охотничьи трофеи и являлись воплощением как внушительности, так и солидности. — Сколько штук ты хочешь взять?
— Штук! — негодующе фыркнула Сенька. — Мы об искусстве говорим, об истории, о связи времен, а ты — «штук»!..
— А-а-а… в чем они еще, по-твоему, исчисляются? — осторожно, чтобы не налететь на очередную отповедь, поинтересовался Иванушка.
— В картинах и картинках, конечно.
— А как ты их отличаешь? — уже всерьез заинтересовался Иван.
— Картинки написаны красками, а картины — душой, — поучительно качнула головой Сенька и с азартом, позабыв про бессонницу и усталость, кинулась разбирать живописный затор у них на пути.
Как ей ни хотелось пересмотреть всё, утомление и необходимость спешить брали свое. Маленькие картины, которые на стене без путеводителя не нашел бы и самый заинтересованный взгляд, приходилось автоматически отставлять в сторону, даже не разворачивая предохранявшую их мешковину в пользу собратьев по коллекции покрупнее.
Среди подходящих по габаритному критерию произведений были, в основном, портреты — конные, пешие, поясные, во весь рост, опирающиеся на живописные обломки колонн, мечи или задрапированные мануфактурой тумбочки. Чуть в меньшем количестве были представлены батальные сцены неизвестных сражений, сцены неизменно успешной охоты или рыбалки, яркие балы и еще более яркие турниры. На некоторых холстах — по пожеланию заказчика или по моде времени — над головами персонажей вились тонкие ленточки, на которых неразборчивым, но очень декоративным шрифтом были подписаны их имена, звания или титулы.
После сорокового полотна с очередным розовощеким темноволосым дворянином, опирающимся на поле боя на коня, задрапированного знаменем с колонной в форме рыбы, царевна вздохнула, окинула погрустневшим взором составленные рядом у противоположной стены еще не просмотренные полотна, утерла пыльной дланью вспотевший от усилий и несбывшихся ожиданий лоб и махнула рукой:
— Ладно, хватит. Давай отложим… э-э-э… — она прищурилась, пытаясь разобрать подписи на лентах, — вот этого старенького царя… судя по короне…Корона знакомая, кстати, ее Костей носил… пока не износил… Да как же его там?.. Имя — ну вообще не разобрать!.. Короче, дедка с соколом. Маркизу Ан… Аи… Ап… Ну и почерк у их художников — будто кошка хвостом писала!.. Ладно, не важно… с кошкой и розой… Еще вот эту батальную сцену — кочевники в черном против витязей в белом, начинают и выигрывают… Одну конную охоту на лис… Потом, воина на утесе и с булавой…Баронета… Аш… Эш…Эт… Ет… ладно, без разницы, запомни, что с семью детишками — другого такого больше не видела. Еще возьмем вот этих девушек с корзинками — непонятно, кто они такие, но веселая палитра, и солнышко… так… Парня-виконта с тумбочкой, собаками и усами… Девочку со свеклой… и… и… до… фи… га… Нет, до… фин… та… Да ёшкин трёш!.. До… фи… на… А-а, «Портрет дофина Шантоньского… Шарля… Жоржа… Люсьена… Людовика…»
