тонов и нервнее на несколько делений, чем до изысканий, тихо проговорил Охотник. — Для особых поручений. Ассасин. Из ордена убийц. Видите, у него кинжал из двуцветной дар-эс-салямской стали… с клеймом…
И, благоговейно сжимая изысканный клинок в узловатых пальцах, стражник по мере сил и освещения старательно продемонстрировал царевне и красно-черную сталь, и выгравированное клеймо — крылатого верблюда, прижимающего маленькими кривыми ручками к груди устрашающего вида кинжал.
— Для лиц, особо не угодивших? — догадливо уточнила царевна.
Он кивнул.
Яфья лишилась чувств.
— Еще тебя не хватало, вдобавок к этому кудеснику недоделанному… Интересно, что
А тем временем перекличка в общем зале гарема вошла в колею и, хоть со скрипом и визгом, но приближалась к логическому завершению.
— Рафа!
— Рафа здесь, Наргиз-ага!
— Сабира!
— Тута я, тутечки!
— Самиха!
— Здесь, здесь, здесь, вон я, за Аблой стою, в синем платье с золотым шитьем, рукой тебе машу! Зайна, перестань махать, это я машу, а не ты!
— Я не тебе машу!
— И я не тебе, но ты можешь минутку не помахать?
— И я так уже целую минуту не машу — с тобой препираюсь!
— Да отметил я уже тебя, Самиха, отметил, успокойся…
— А ты не Зайну второй раз отметил? Она тоже в синем платье, только у нее шитье дешевое, простая нитка, под золото крашенная! А она думает, что про это не знает никто!
— Выскочка!
— Деревенщина!
— Мотовка!
— Крохоборка!
— Язва!
— Геморрой!..
— ЦЫЫЫЫЫЫЫЫЦ!!! Сулейман премудрый… и за что мне это всё… Самия?
— Рядом! Сзади! Сбоку!..
— К-кабуча… — прошипела Сенька. — «С» уже скоро кончится… м-м-м-м-м… Ну, чего он там, Селя?!
— Такой… малодушный… мужчина… — с трудом подбирая дипломатические выражения, тактично произнесла Эссельте, едва ли не брезгливо отряхивая руки после прикосновения к трясущемуся как овечий хвост плечу адепта магических наук, — был бы несмываемым пятном позора на репутации любой семьи Гвента.
— Всё бесполезно… мы погибли… я погиб… — как заведенное, тоскливо бубнило невыводимое пятно, отрешенно глядя себе под ноги.
— Послушай, ты, вундеркинд! — схватила его за грудки царевна. — Ты же прежде всего чародей! Тобой школа твоя гордится! Кафедра! Факультет! Написать нам ректору, что выпустили они не волшебника настоящего, а фокусника базарного, шута балаганного, да? Написать?
— Нет! — испуганно вскинулся юноша.
— Тогда чародействуй!!!
— Но я… я же не помню больше ни одного кода!.. Я все перезабыл!.. А тот, подвальный, не подходит!..
— Ты должен вспомнить!!!
— У меня не получается!.. Я слишком волнуюсь!.. Я… не могу работать в таких условиях!..
— Но ты же дипломированный специалист!!!
— Я дипломированный специалист по утонченным удовольствиям, а не по вскрытию потайных ходов!!!.. — едва не подвывая от растерянности и ужаса, взмолился Абуджалиль. — Разбудите меня среди ночи, попросите ароматизировать воду, построить воздушный замок, перекрасить розы в синий цвет, превратить мешковину в шелк…
— Ах, так… — хищно прищурилась, прожигая взглядом сжавшегося в комок молодого специалиста Сенька. — По удовольствиям… Розы в мешковину… Воздушный замок в синий цвет… Ну, что ж… Никто тебя за язык не тянул… с-студент…
— …Шадия?
— Здесь Шадия!
— Шарифа?
— Тут, тут, тут!
— Ясира?
— Я с Шарифой рядом!
— Ясмин?
— Я на месте, со мной всё в порядке, только когда суматоха началась и выбегать все стали, мы с Хабибой столкнулись, и у меня туфля потерялась, новая совсем, парчовая, с жемчугом!
— Найдется твоя туфля, Ясмин.
— Конечно, найдется! Когда по ней уже полсотни с лишком человек потопчутся, тогда и найдется!
— Успокойся, новые купишь.
— А это и были новые, я не хочу новые, я хочу эти!
— Ясмин, успокойся…
— А я не хочу успокоиться, я хочу знать, кто знает, где моя…
— Ясмин, помолчи!!! Сейчас последнее имя назову, и ищи свои башмаки сколько твоей душе угодно! Яфь…
Голос помощника старшего евнуха оборвался на полуслове, и вместо имени опальной наложницы зал огласил его изумленный вдох, подхваченный, впрочем, уже через долю секунды всем списочным составом гарема.
Ибо сверху, сквозь окно в небо, блистающее еще минуту назад прозрачными, как бриллианты, звездами, пошел дождь.
Крупные теплые капли, сначала осторожно и неуверенно, но с каждой секундой все быстрее и веселее, посыпались на задранные головы, встрепанные прически и разгоряченные лица собравшихся, и всеобщий вздох восхищения и блаженства мягкой волной прокатился под высокими сводами гарема. Под ласковыми прикосновениями волшебного дождя (Гораздо более волшебного, чем кто-нибудь из них предполагал, если быть точным.) зажмуривались глаза, раскрывались рты, протягивались ладони и подставлялись плечи, и неприятности ночи словно уходили, растворяясь, из сердец радующихся, будто дети, людей.
Но не успели женщины и их пастыри как следует насладиться чувством первого восторга, как их уже поджидало новое чудо.
Первое, что пришло им в голову — начался град.
Но когда то, что они принимали за комочки льда, упало на пол с легким звонким стуком и запрыгало по мрамору, рассыпая в тусклом свете ламп евнухов снопы ослепительных искр, свою ошибку поняли даже самые несообразительные и подслеповатые.
Ибо так сверкать и играть могли только бриллианты.
