следом. Поэтому иногда сознательно выбирала удаленность от Швейцера, чтобы не мешать ему, не отвлекать постоянными проблемами со здоровьем, по злой шутке Всевышнего обострявшихся именно в душных тропиках Ламбарене. Она приняла его целиком таким, каким он был – и великим, и слишком одержимым, чтобы постоянно оглядываться. Он же старался относиться к жене с неослабевающим чувством признательности, отдавая должное тем жертвам, на которые Елена пошла ради него и их общего дела. Ибо в пространстве его ценностей семье была отведена одна из определяющих, самых почетных ролей. Альберт Швейцер так соизмерял семью и дело: «Делайте все, что в ваших силах. Недостаточно просто существовать. Недостаточно сказать: “Я зарабатываю, чтобы поддерживать семью. Я хорошо выполняю свою работу. Я хороший отец. Я хороший муж. Я добрый прихожанин”. Все это хорошо, но вы должны делать еще нечто… Каждый человек должен собственным путем искать возможность стать еще благороднее и реализовывать свое истинное человеческое достоинство». Разумеется, Швейцер намекал на могущественную идею, подобную его собственной, способную приковать внимание миллионов. Но в данном случае главное не это. Бросается в глаза, что семья не исчезает из общей стратегии, хотя неизменно стоит
Имело ли место в жизни Альберта Швейцера подавление чуждых семье импульсов? Чтобы попытаться ответить на этот вопрос, стоит вернуться к тем вехам на пути знаменитого миссионера, которые определяли всю его жизненную стратегию и основные черты личности. Он ко всему долго примерялся, словно охотник, не решающийся выбрать дичь для преследования. Его главное решение – выполнить миссию служения Живому – вызревало доброе десятилетие, почти десяток лет отделили и знакомство от женитьбы, при этом дочь Швейцеров родилась, когда они по всем меркам переступили порог почтенного возраста – через семь лет после свадьбы. Кажется, этот человек все слишком тщательно взвешивал, рассчитывал каждый шаг. Можно вспомнить, с каким остервенением он накинулся на расчеты перед первым путешествием в Африку: он все без исключения пропустил через свое тонкое, освященное небывалой верой сознание, как через фантастический фильтр. Он сформировал мир своих истинных ценностей как бы на краю, в удаленности от остального человеческого муравейника, трепетно следя за тем, чтобы всегда держать эту дистанцию. Может показаться удивительным, но именно с удаленной площадки очарование его принципов становилось наиболее ярким, приобретало наиболее притягательную харизму. Любое нелепое внедрение в созданную им необычную систему жизни могло бы не только нарушить нерасторжимую связь Швейцера с глобальной идеей духовного возрождения, но и осквернить ее. Обладая тонким чутьем, Швейцер хорошо понимал суть своей человеческой миссии. Непрерывная позитивная деятельность имела для него такое великое значение, обладала такой могущественной сдерживающей силой, что могла вытеснить из сознания любые другие желания. Поэтому представляется очень маловероятным, чтобы Альберт Швейцер мог отвлечься на что-либо, не имеющее прямого отношения к реализации этой идеи.
Могли ли существовать подобные деструктивные раздражители в африканском Ламбарене? Вполне, ведь среди помощниц доктора были молодые ассистентки. Но если нам ничего не известно об интимной сфере Швейцера до женитьбы, то, скорее всего, и после нее не могло быть чего-то такого, что воспринималось бы вразрез с его личностью, удивительно цельной и притягательной. Система ценностей Альберта Швейцера стояла несколько выше мирских соблазнов, она была и духовна, и рациональна одновременно. Лишь только проникнув глубоко во внутренний мир этого мыслителя новой эпохи, можно понять, как европеец, искренне поддерживавший полигамию в Африке как рациональный подход к выживанию, но не как тропу к бесчисленным наслаждениям, мог в течение своего жизненного пути оставаться чистым и непогрешимым как ангел. Кажется, стремление воплотить идею о незапятнанном духе имело не только воспитательное, но и самовоспитательное значение. Впрочем, очевидно, что Швейцер жил без намека на внутренние противоречия, исполнял роль без волевых усилий, ведь он находился в полном согласии со своим внутренним «я».
Альберт и Елена были настолько удалены от материальных ценностей, что для обычного нормального человека казались странными чудаками. Но по сути, они лишь старались уйти из этого мира такими же обнаженными, как и пришли в него. Они пользовались чарующими красотами планеты, словно взяв всю землю в аренду, как берут поле, чтобы возделывать его. И они платили за чудеса Природы честно, стараясь не остаться в долгу. Большинство гонораров за выступления тратились на ту же святую цель – развить инфрастуктуру больницы в африканском Ламбарене. Никакие материальные приобретения, никакие ценности, кроме духовных, не признавались Швейцером, и Елена никогда не сомневалась, что так и должно быть. Он, как мужчина, был более рискованным и отчаянным, она, как женщина, – более предусмотрительной и заботливой. Однажды, через год после венчания, когда они впервые ехали в Африку, Альберт, чтобы подстраховаться, зашил в подкладку пальто золото. Елена уговаривала его не делать этого – из-за того, что могут возникнуть новые риски; уступив мужскому напору, женщина потом старательно оберегала своего избранника и переживала всякий раз даже больше, чем сам хранитель золотых запасов. Но ничто, кроме идей, не имело для них ценности; к быту или, вернее, к его отсутствию они относились как к данности. Альберт Швейцер ездил исключительно третьим классом, отвергал веяния моды и стремление к удобствам вовсе не для придания своему образу особого блеска – это было его сутью, частью его натуры, сосредоточенной только на главном.
Неукоснительное стремление Швейцера к формированию и исполнению жизненной миссии предопределило его особое, бережное отношение ко всему земному. Причем очевидно, что семья, в миропонимании Швейцера, всегда являлась и до конца дней оставалась незыблемой частью миссии. Не стоит думать, что он был монахом-альтруистом с помутившимся разумом; Альберт Швейцер был крайне социальным и остро чувствовал как восприятие своей фигуры в мировом пространстве, так и внутренние переживания смысла жизни. Его общественно-политическая деятельность, как и Ламбарене, и написанные тома, как и созданная семья – все становилось формой влияния на современный мир. Он видел свою задачу в том, чтобы воздействовать на мир, и в силу небывалой для одного человека активности осуществлял воздействие с таким несокрушимым напором, с таким диапазоном идей, что не заметить этой деятельности, не поддаться его обаянию было невозможно. Семья Швейцеров была частью всей системы отношений с миром, дополнительной плоскостью самовыражения и утверждения апостольских истин, которые они несли в мир. Именно поэтому их семья оказалась такой заметной для всех тех, кто прикасался к жизни и наследию этого уникального мыслителя XX века.
Любопытным является и выработка Швейцером способа воплощения миссии в жизнь. Не отказываясь от роли прорицателя, он сознательно сделал основным доказательством цепь простых и понятных любому человеку поступков, которые в сумме превысили любую до того существовавшую форму пророчеств. Альберт Швейцер был не первым и не последним миссионером, но именно его идеи, как радиоволны, молниеносно распространялись по земле, забираясь в самые забытые уголки. Это вполне объяснимо: он выступил не только как ученый-практик, но и как замечательный популяризатор собственных проповедей. Началось все с великой загадки, непостижимой тайны, когда весьма известный молодой ученый неожиданно бросил свои изыскания, чтобы посвятить жизнь простому служению добру и милосердию. Но с началом нового пути не закончился прежний: Альберт Швейцер писал философские исследования, издал отдельную книгу об Африке и своей миссии, покорил ленивое человечество непрерывной деятельностью ученого и врача. Но не столько это, сколько несгибаемая вера сделала из него гиганта. «Раньше или позже идея, выдвигаемая мною, завоюет мир, ибо она с неумолимой логикой взывает к интеллекту и к сердцу». Его отрешенный и в чем-то даже отстраненный труд, неугасающая общественно- политическая деятельность не изменили мир и не снизили уровень насилия. Но ему удалось начать процесс расшатывания деструктивных идей, которые прочно засели в головах властителей планеты. И кажется, если мир обретет критическую массу швейцеров, у него появится шанс иметь постоянно срабатывающий предохранитель от вырождения, обновляться подобно самой Природе и найти ясный путь к возрождению. Сам Швейцер в это верил свято и фанатично. А его семейная жизнь, как и все остальные поступки, последовательные и принципиальные, стала ярчайшим подтверждением следования единой цели – служению спасению человека от зла. Символично, что его жена приняла сердцем миссию мужа, сделав уверенный шаг к двойной миссии. Действия Елены с возрастом все больше напоминали попытки не умеющего плавать переплыть быструю реку. Но всякий новый раз, зная, что она не доплывет, Елена уверенно ступала на берег с намерением пройти ту часть пути, которую осилит ее здоровье. И муж хорошо понимал цену тому, что она находится рядом с ним. Свой фундаментальный труд, основную философскую
