академик Петр Капица, признавая несомненный талант физика в Сахарове, пожалуй, небезосновательно считал, что тот далек от жизненных реалий. Капица откровенно упрекал Сахарова в том, что у него, «как у людей, связанных с закрытыми темами, формируется своего рода комплекс неполноценности, ощущение, что их талант, мысли, взгляды, остаются как бы невостребованными обществом». Капицу нельзя упрекнуть в отсутствии прозорливости относительно коллеги. Андрей Сахаров, вклиниваясь в политику, действительно взялся не за свое дело, более того, за дело, механизмов которого он не понимал. Но Андрей Сахаров видел свою задачу не только в решении фундаментальных задач науки; его субъектом теперь был мир, планета. Научные звания же, как и его достижения, служили опорой, благодаря которой он считал себя вправе говорить о судьбах мира. И все же без Елены он не справился бы с достижением главной цели последних лет жизни – высказаться до конца…
По существу, Елена Боннэр была посредником в его общении с миром, представляла его интересы. Она умело поддерживала в нем страсть к борьбе, к публичной жизни – то, что в последние годы ссылки и довольно короткий отрезок времени после возвращения из Горького стало его главной «зацепкой» в этом мире. Она трепетно следила за его здоровьем, заботилась о тысячах мелочей, на которые он не обращал внимания, но которые составляли существенную часть жизни-борьбы. Чтобы понять значение этой женщины в его жизни, нужно вспомнить лишь одно из множества направлений их совместного противостояния режиму – историю написания воспоминаний Сахарова. Можно диву даваться: порой общая биография Андрея Сахарова и Елены Боннэр становилась похожей на триллер. Ученый писал, что за ним буквально по пятам шныряли сотрудники органов, периодически выкрадывая или отбирая рукописи. Однажды его рукопись выкрали из московской квартиры; в другой раз – в зубной поликлинике, когда обманом вынудили его вынести сумку и верхнюю одежду в общий коридор; в третий раз рукопись вероломно отобрали прямо в машине, предварительно прыснув ему чем-то в лицо. Все случаи произошли без Елены Боннэр (к примеру, в случае нападения на Сахарова в автомобиле она находилась у железнодорожных касс – занималась билетами, что само по себе тоже показательно). Она, как хорошо обученная овчарка, охраняла все, что творил Андрей Сахаров, и ее отчаянности и бесстрашия, похоже, опасались слуги режима.
Но Елена Боннэр, и в этом ее главное отличие от женщин-подруг, посвятивших себя служению спутнику жизни, выросла до заметной самостоятельной фигуры и сумела самостоятельно продолжить
Но сказанное выше вовсе не означает, что их совместная жизнь состояла исключительно из совместного планирования актов борьбы; напротив, благодаря изнурительным схваткам внутренний мир семьи был оазисом среди бесплодной, выжженной земли. «Самыми тяжелыми были те месяцы, когда нас разлучали; когда мы были вдвоем, все было ничего», – признавалась Елена Боннэр после смерти мужа.
И по прошествии почти двух десятилетий после ухода из жизни Андрея Сахарова она ничуть не изменилась во взглядах. Осталась его соратницей навечно, цепко продолжая держать слабеющими руками знамя своей последней семьи и лебединой песни. Осталась невозмутимой и принципиальной, не воспринимающей никаких фетишей, ведя с миром такую же жестко-неумолимую дискуссию, как и прежде. «Умерла эта несчастная фотомодель, Анна Николь Смит, и вдруг оказывается, что это событие номер один. Как? Почему? А потому что она – секс-символ. Поймите, я не ханжа и не ангел, при слове «секс» не вздрагиваю, но нельзя же подменять человеческие чувства животными. Ведь у бедной девочки Смит, наверное, было что-то за душой, кроме бюста безумного размера, трех браков и пяти претендентов на право называться отцом ее маленькой дочери. Между тем транслируется, тиражируется, смакуется именно низкое, приземленное». Ее непримиримая реакция на типичное отражение событий в мировой информационной паутине как нельзя лучше объясняет позицию, мировосприятие и неустанное желание не пасовать перед людскими цинизмом и глупостью – качествами, которые она ненавидела с детства.
Жизнь одного после смерти второго очень многое проясняет в качествах личности оставшегося в живых. Касательно Елены Боннэр можно уверенно сказать: до конца дней она осталась такой же сильной, притягательной личностью, как и в те времена, когда была вместе с Андреем Сахаровым. По прошествии многих лет со дня смерти великого ученого к ней по-прежнему обращались журналисты, ее оценки оставались все также трезвы, актуальны и точны, как нож хирурга. Это видно хотя бы из ее сурового взгляда на второго президента России: «Путин создал антидемократическое государство. Уничтожение свободной прессы, уничтожение верхней палаты парламента, создание семи ужасных супер- административных структур во главе с руководителями, которые подчинены лично Путину, и, разумеется, война в Чечне – все это, вместе взятое, представляет собой абсолютно антидемократическую тенденцию. К этому надо добавить разрушение избирательного процесса, то есть того, чем и отличается демократическое государство». Эти слова произнесены человеком, которому было далеко за восемьдесят; они сказаны на фоне мощнейшей информационной кампании, посвященной мессианству Владимира Путина.
Для многих неординарных женщин жизнь после смерти любимого человека становится новой формой взаимоотношений с миром, основанной на переосмыслении прежней миссии. В этой новой жизни оставшийся позади брак нередко налагает сакральный отпечаток, вдохновляя на смелые поступки, направленные на виртуальное продолжение жизни семьи. Так и Елена Боннэр сумела найти такую область выражения семейных ценностей – она взялась за «Вольные заметки к родословной Сахарова». Она оказалась женщиной, сумевшей не отвергнуть настоящее, нашедшей новый смысл в долгой жизни, дарованной за изумляющую сосредоточенность и отрешенность, естественное, без примеси фальши, отношение к миру, к любви. За умение дописать гимн двойной миссии, направленной на укрепление веры человека в самого себя…
Карло Понти и Софи Лорен
Я обожала Карло. Это был мой мужчина, мой единственный настоящий мужчина. Я страстно хотела, чтобы он стал моим мужем и отцом моих детей. В какой-то момент мне казалось, что он не сделает решительного шага, если я не подтолкну его к нему.
Он дал мне почувствовать себя защищенной.
Я женился на мисс Лорен, получив в Мексике развод от первой жены, чтобы узаконить мои отношения с мисс Лорен за пределами Италии, которая до сих пор не признает развода. Сделать легальным мой брак было особенно необходимо в Голливуде, где нам приходилось регулярно работать и где незаконный союз мужчины и женщины резко отрицательно воспринимается обществом.
