Русские гусли: история и мифология

роду служения воинов и священников. Опираясь на материал былин, можно утверждать, что гусли были любимым «сословным» инструментом богатырей, на котором их выучивали играть сызмальства.

3.4. Гусли в русской религиозной традиции

При звуках гуслей «рука Господня коснулась Елисея, и он пророчествовал».

4 Цар. 3, 12

В седой древности славянской и, видимо, в протославянской культуре гусли были неразрывно связаны с дохристианской натурфилософией и, что весьма возможно, с дохристианским богослужением и религиозной практикой. К такому убеждению нас приводит не только фундаментальная «встроенность» в древнюю мифологию и культуру семиотического ряда, связанного с образом гуслей и гусельной игрой, но и смысловой ряд, устойчиво сопровождающий значение слова «гусли» в славянских языках.

М.Л. Серяков писал:«Данные лингвистики однозначно говорят о существовании этого инструмента в праславянскую эпоху, то есть, до конца 1 тысячелетия н. э. Из праславянского *godsli, связанного с глаголом «гудеть», помимо русского слова образовались болг. гъсла, серб. — хорв. гусле, македонское гусла, словенское gosli, чешское hausle,словацкое husle, польское gesle,верхнее лужицское husla, нижнее лужицкое gusle, украинское гусла, причём у чехов и словенцев этот древний термин стал в последствии обозначать скрипку. Язык немедленно указывает и на ближайший круг значений соотносимых с гуслями: польс. gusla — «колдовать», guslarz и guslarka — «колдун», «колдунья», луж. gusslowasch — «языческий обряд, жертва, колдовать», gusslowar — «колдун», сюда же примыкает и литовское goslus — «чародейство». Стоит отметить, что связь гуслей с колдовством на языковом уровне прослеживается лишь у западных славян в ареале Балтийского моря»[150].

Отметим, что значение таких слов, как «чародейство» и «колдовство», в древности имело несколько иной смысл и не воспринималось негативно. К «чародеям» и «колдунам» относились кузнецы и лекари, философы и астрономы. Значение слов в современном языке сильно изменилось. Так, наше современное русское слово «врач» у сербов теперь означает «колдун», от слова «вращать», «оборачивать» (то же значение, что и у корня «коло» в слове «колдун»). Теперь, чтобы позвать в Сербии к себе медицинского работника и быть правильно понятым, нужно использовать слово «лекарь».

Было время, когда православное духовенство относилось отрицательно к любой инструментальной музыке и увеселениям, видя в этом либо языческие пережитки, либо католическую ересь. Известно письмо Митрополита Иосафа к Ивану Грозному: «Бога ради, государь, вели скоморохов извести, кое бы ихъ не было в твоем царстве!». Адам Олеарий, посещавший Россию в 1633–1639 годах в книге «Описание путешествия Голштинского посольства в Московию и Персию» так показал виденное им в Москве: «Они не терпят в своих церквах ни органов, ни других музыкальных инструментов… Однако вне церквей, в домах, в особенности во время пиршеств, они охотно пользуются музыкой. Так как, однако, ею злоупотребляли в кабаках и в шинках, а также на открытых улицах для всякого разврата и пения постыдных песен, то нынешний патриарх два года тому назад, прежде всего, велел разбить все инструменты кабацких музыкантов, какие оказались на улицах. Затем запретил русским вообще инструментальную музыку, велел забрать инструменты в домах, и однажды пять телег, полных ими, были отправлены за Москву реку и там сожжены». В 1649 году царь Алексей Михайлович отправил грамоту тобольскому воеводе.

«Тобольску и въ иных Сибирских городах и в уездах, мирские всяких чинов люди, и жены их, и дети, в воскресенье и в Господские дни и великих Святых, во время святого пения к церквам божеимъ неходятхъ, и умножилось въ людяхъ во всякихъ пьянство и всякое мятежное бесовское действо, глумление и скоромошество со всякими бесовскими играми…» Далее Алексей Михайлович требует от воеводы: «где объявятся домбры, и сурны, и гудки, и гусли, и хзари, и всякие гудебные сосуды, и тебе бъ то все велеть выимать, и изломавъ те бесовския игры велеть жечь. А которые люди от того ото всего богомерзкого дела не отстанут, ты бъ техъ людей велелъ бить батоги…».

Впрочем, справедливости ради, нельзя считать эти указы и действия борьбой Церкви с гусельной традицией и с русской инструментальной музыкой. Очевидно, что это попытки государства победить умножившееся тогда в народе пьянство, глумление и «мятежное действо». А как мы знаем из истории, наше государство эту борьбу и сегодня устраивает чрезвычайно неуклюжими и трагикомичными средствами.

Отношение к гуслям и к тем инструментам, которые при переводе на церковно-славянский язык называли гуслями, как в дохристианской — славянской — традиции, так и в библейской — ветхозаветной, насколько можно судить из текстов Библии, было положительным. Знаменитые пророки, например Елисей, прибегали к услугам музыканта, чтобы исполниться Божьего Духа перед речением пророчеств (см. 4 Цар. 3, 15). Царь Давид не только пел духовные стихи под аккомпанемент гуслей, но своей игрой на них даже изгонял из Саула злого духа (1 Цар. 16, 23). Такую же доброжелательную традицию отношения к гуслям и гусельной игре мы находим и в Новом Завете. В Откровении Иоанна Богослова гусли появляются исключительно как атрибут праведников и Небесных Сил: «…Двадцать четыре старца пали перед Агнцем, имея каждый гусли и золотые чаши, полные фимиама, которые суть молитвы святых». «И поют песнь новую» (V: 8–9).

Воскресенский собор. (1652–1678). Город Тутаев (Романов — Борисоглебск)

Фимиам (др. — греч. ???????, от ?????? — жгу, курю; аналогично церковному — ладан (левона)) — ароматическая смола, благовоние; вещества, сжигаемые при богослужениях. Благовония символизируют молитвы святых к Богу, а гусли традиционно понимаются, как звучное песнопение их душ. Как и в средневековой православной символике гусли здесь обозначают человеческую душу, возносящую к Творцу, Новую Песнь Нового Завета.

В «Откровении» Спаситель показывает святому Иоанну видение:

«1 И взглянул я, и вот, Агнец стоит на горе Сионе, и с Ним сто сорок четыре тысячи, у которых имя Отца Его написано на челах.

2 И услышал я голос с неба, как шум от множества вод и как звук сильного грома; и услышал голос как бы гуслистов, играющих на гуслях своих.

3 Они поют как бы новую песнь пред престолом и пред четырьмя животными и старцами; и никто не мог научиться сей песни, кроме сих ста сорока четырех тысяч, искупленных от земли». (Откр. 14, 2)

Очевидно, что четыре животных — это символическое наименование апостолов-евангелистов, старцы, вероятнее всего, — патриархи и пророки, а 144000 искупленных от земли, возможно, спасенные ветхозаветные праведники. Небесная же музыка сравнивается со звуком гуслей, из чего можно сделать вывод, что гусли считались инструментом благим, возвышенным.

Несмотря на то, что довольно долго в средневековой Руси отношение Церкви к гуслям было сдержанным, вероятно потому, что они воспринимались как атрибут языческого искусства и мировоззрения, всё же наступил Ренессанс гусельной культуры, и в среде духовенства гусли стали не только приемлемым инструментом, но и сделались любимым.

Духовное сословие восприняло гусли, но с поправкой на особенность своего служения. В «Поучении