кочевника, рисковали вообще не застать царя в Москве, что обрекло бы их на долгое и чреватое серьёзными неприятностями ожидание. Но коль скоро этого не случилось, то, надо думать, дата приезда бурятской делегации была заранее согласована с самим Петром.
Следует заметить, что именно в начале 1703 г. Петру пришлось особенно ужесточить свой рабочий график: царь готовится в мае заложить Санкт-Петербург и одновременно в небывало форсированном темпе создавать балтийский флот.
И то, что при таком дефиците времени глава государства все же считает необходимым встретиться с какими-то
Всё вышесказанное разительно не вяжется с версией об
И ещё: несмотря на чрезвычайную дальность и трудность поездки, она завершилась в общем-то почти благополучно: из всех ее участников не вернулась домой лишь молодая шаманка Абажа-удаган: увы, организм юной женщины не вынес непосильных дорожных тягот. А ведь при экстремальных условиях того путешествия жертв могло быть куда больше.
Нет, одним лишь удачным стечением обстоятельств вышеперечисленное объяснить трудно. Представляется, что на всех этапах своей миссии бурятская делегация пользовалась помощью и поддержкой. Даже сейчас, 300 лет спустя, за всем этим предприятием чувствуется продуманность, подготовленность и чья-то влиятельная дружественная рука.
Далее, необходимо было точное знание особенностей предстоящего пути: расстояние до Москвы, основные населенные пункты, великие реки и переправы через них, сроки ледостава, характер и состояние дорог и многое, многое другое. Как истинные кочевники, буряты отлично сознавали, что от малейшей ошибки в подобном путешествии зависит не только судьба поставленной цели, но и сама их жизнь.
По этим и подобным вопросам реальную помощь могло оказать и оказывало именно руководство Нерчинской администрации. Так, делегацию забайкальских бурят
И, наконец, многое объясняет тот факт, что должность наместника сибирского в то время занимал один из наиболее влиятельных помощников Петра граф Федор Алексеевич Головин, — тот самый, который в 1689 г. подписал Нерчинский договор с Китаем и которого руководители забайкальских бурятских родов не без оснований считали своим большим другом.
К началу 1703 г., когда бурятская делегация достигла Москвы, Головин пребывал на вершине своего государственного и жизненного поприща. Первый кавалер ордена Андрея Первозванного[53] (сам Петр был лишь шестым), Ближний Боярин, Генерал-Адмирал, Наместник Сибирский, Президент Посольских дел, начальник Приказов Малороссийского, Княжества Смоленского, Новгородского, Галицкого, Устюжского, Ямского, Оружейной Палаты и Монетного двора, Генерал- Фельдмаршал, первый из россиян, получивший от союзного австрийского императора титул графа Священной Римской империи — вот неполный перечень всех его чинов и званий.
По этой части с ним мог соперничать разве что А. Меншиков, но, не в пример последнему, Головин не был «счастья баловень безродный». Напротив, он происходил из старинной московской знати — как отмечено в «Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов» Дм. Бантыш-Каменского (изд. 1840 г.),
Именно Головин вместе с Лефортом и Возницыным официально возглавлял знаменитое Великое посольство, которое в 1697 г. отправилось в Западную Европу и в состав которого под именем урядника Преображенского полка Петра Михайлова царь включил самого себя.
А лет за десять до этого, в январе 1686 г., Головин в ранге Великого и Полномочного посла был отправлен в Забайкалье для заключения
У А. С. Пушкина, в его так и не завершенной, к сожалению, «Истории Петра I», говорится, что в первое время после кончины царя Федора Алексеевича, старшего брата Петра и Ивана[54],
Но недолго довелось России вкушать преимущества мирного существования. Фельдмаршал Миних[55] в своих «Записках о России» пишет:
«В 1683 году Император Римский, начав войну с Турциею, послал министров своих в Москву заключить союз с царями Иоанном и Петром…»
Кстати, во избежание путаницы, здесь необходимо пояснить, что, говоря об
В Москве пробовали было уклониться от австрийских «дружеских объятий», упирая на то, что:
«…заключенного царем Феодором 20-летнего мира[56] нельзя нарушить и что Россия ничего не может предпринять, пока Польша (союзница Австрии — В. М.) не отречется от своих притязаний на Смоленск, Киев и всю Украйну и не заключит вечного мира».
Однако неудачливо ратоборствующему с турками Леопольду поддержка Москвы был крайне необходима. Пришлось ему пустить в ход всё свое немалое влияние, в результате было решено:
«что республика Польша уступит Смоленск, Северск, Киев и Украйну, покоренные еще царем Алексеем Михайловичем. Польша согласилась на сие требование в 1684 году, получив в уплату за все 15000 Польских ливров, что на Русские деньги составляет 187500 рублей».
После чего сделавшееся как бы заложником Запада российское общество погрузилось в тревожное ожидание неизбежной войны со свирепыми янычарами.
Не способствовал спокойствию в государстве и тот курьезный вид, в котором пребывало тогдашнее российское самодержавие: совместное царствование Петра и Ивана при регентстве их старшей сестры, царевны Софьи. По словам всё того же В. О. Ключевского, это было «троевластное правление, которому насмешливо удивлялись за границей». На деле же никакого «троевластия», очевидно, не было — у Пушкина однозначно сказано:
«Царевна самодержавно правительствовала семь лет с половиною. На монетах и медалях изображалась она (по другую сторону царей) в короне, порфире и со скипетром».
И только под 1689 годом А. С. Пушкин уже с заметным облегчением смог отметить:
«Отселе царствование Петра единовластное и самодержавное».
Вот на таком непростом фоне зачиналась и протекала посольская миссия Ф. А. Головина.
