тренировалась, и вот результат: потеряла форму, обмякла, икры дряблые; пройдут месяцы, пока она снова сможет как следует вспрыгнуть на лошадь.
Когда Еленка в очередной раз разбегается, чтобы повиснуть на лонже, в сумраке шапито нередко можно заметить две фигурки, пристально наблюдающие за этой тщетной и изнурительной борьбой. Оба зрителя — Вашек и Паоло — считают себя великими специалистами по части прыжков, и Еленкина беспомощность дает им повод обменяться компетентными суждениями.
— Я, — заявил однажды Паоло, усаживаясь рядом с Вашеком на ящик позади шапито, — я бы мог показать ей, как нужно прыгать. Только Ганс не подпускает меня к лошади, даже попробовать не дает.
— Прыжок на лошадь, — ответил Вашек, почувствовавший наконец свое превосходство над Паоло и в этой области, — такой же, как и все остальные. Ничего особенного тут нет.
А про себя подумал: «Попробуй-ка, трубочист, небось ноги переломаешь».
— Никак не пойму, — рассуждает Паоло, — отчего это Еленка не может вскочить на лошадь. Ведь отталкивается она правильно.
— Слабовата девчонка, — презрительно кривит губы Вашек, — и до одной штуки додуматься не может…
— Ты думаешь, есть какой-то секрет? — спрашивает Паоло.
— Не думаю, а знаю.
— Скажешь тоже… — Лиса Паоло смотрит на Вашека с притворным недоумением, и подзадоренный собеседник мигом выкладывает свои профессиональные познания.
— Надо подогнуть ногу, — произносит он безразличным тоном, будто речь идет о самом что ни на есть пустяке.
— Подогнуть ногу? Это как же?
— Гляди: у Еленки, как при soprasalto, ноги вместе, collees. Будто она подлететь хочет. Но так ей ни за что не вспрыгнуть. Она все время задевает лошадь ногами. А вот если подогнуть правую ногу — будет легче. Встанет на спину лошади, выпрямится и подтянет левую.
— Как, как? — переспрашивает Паоло, все еще не понимая.
Вашек показывает ему. Пример доходчивее слов. Паоло хлопает в ладоши.
— Per vita mіа[123], верно! Как ты додумался?
— Секрет. Запомни: Вашку умеет больше, чем ты думаешь.
И Карас-младший удаляется, засунув руки в карманы и поддавая ногой камешки. «Что, съел, замарашка! Наконец-то я утер нос этим чумазым!»
Полузакрыв глаза, Паоло сидит на ящике. «Ecco, — думает он, — все-таки я из него вытянул! Это большой кошачий прыжок в высоту. Теперь можно попробовать и без тренировки».
На следующий день во время репетиции Паоло проскальзывает в шапито и подкрадывается к манежу. Еленка уже покончила с вольтижировкой и приступает к прыжку «на курс». Раз, другой, третий. Тщетно. Бервиц мрачен и подгоняет лошадь шамберьером, хотя Аякс бежит как заведенный. Еленка снова разбегается и снова недопрыгивает. В этот момент Паоло, питающий слабость к эффектам, не удержавшись, выбегает на манеж и кричит:
— Signore direttore…[124]
Бервица передернуло. Опять кто-то осмелился помешать ему?! А, это тот босоногий мальчишка?!
Бервиц дрожит от ярости. Щелчок шамберьера.
— А-а-а-у-у! — воет Паоло и валится наземь. Затем вскакивает и с воплями убегает прочь. Икру жжет так, словно ремень рассек ее. Под правым коленом и в самом деле содрана кожа и сочится кровь. Бервиц продолжает впустую щелкать шамберьером, давая выход гневу. Ганс стоит за его спиной и вполголоса ругается. Еленка перепугана, не знает, что делать, плечики ее вздрагивают — она вот-вот заплачет, ни дать ни взять — загнанный зверек. Только Аякс продолжает свой плавный, размеренный бег.
Тут занавес раздвигается, и в зал заглядывает лукавая рожица Вашека: что здесь происходит? Заметив мальчугана, Бервиц чувствует, что нужно как-то загладить свой поступок.
— Вашку! — подзывает он маленького Караса.
Вашек выбегает на манеж.
— Сумеешь вспрыгнуть на лошадь?
— Сумею, господин директор!
— Поди сюда и покажи Еленке, как надо прыгать.
Ганс принялся развязывать на девочке лонжу, но не успел он оглянуться, как Вашек уже стоял на спине у Аякса.
— Еще раз, Вашку. Алле!
Вашек разбегается, отталкивается, и вот уже его ноги пружинят наверху.
— Хорошо, спасибо. На сегодня достаточно. Вот как надо, Еленка! А ведь Вашку всего на год старше тебя!
Бервиц покидает манеж. Аякс останавливается. Вашек соскальзывает на опилки и уводит лошадь на конюшню, чтобы обтереть ее соломой. Ганс успокаивает Еленку несколькими добродушными словами и удаляется вслед за Вашеком. Еленка оглядывается и бежит туда, где только что стоял Паоло.
— Еленка!
Наверху, в последнем ряду, сидит Паоло и кивает ей. Она бежит к нему по ступенькам.
— Тебе очень больно, Паоло?
— Ессо, кровь идет. Вон как полоснул этот зверь!
— Ты не должен так говорить. Ведь это мой отец. У тебя есть платок?
— Нету.
— У меня тоже нет. А рану нужно перевязать…
— Вот еще! Зачем? Пускай я умру. Пускай меня тут похоронят. Что я сделал плохого? Ведь я хотел тебе помочь!
— Я знаю. Ты хороший, Паоло. Я тебя люблю.
— Больше, чем Вашку?
— Вашку тоже хороший. Он ездит со мной. Что же нам с твоей ногой-то делать?
— Ничего. Я потом приложу паутину. Иди посиди со мной.
Еленка садится рядом с Паоло. Тут тихо, сумеречно, внизу тускло светится манеж, о ребятах все забыли. Паоло молча привлекает девочку к себе, обвивает рукой ее шею; обоих охватывает легкое волнение, смутное предчувствие блаженства. Ребята невольно переходят на шепот.
— Кем ты будешь, Еленка, когда вырастешь?
— Наездницей.
— А я — танцором. Я уже решил. Буду ставить большие балеты.
— Это замечательно!
— Ты сможешь танцевать со мной, если будешь учиться дальше.
— Буду, обязательно буду. Мама сказала. Из нас получится чудесная пара.
— Еще бы! Правда, у меня будет много балерин, но все сольные партии я поручу тебе. И мы будем иметь огромный сюксе.
— Мадам Делалио говорила, что я смогу хорошо танцевать на пуантах.
— Прекрасно. Ты обязательно учись… А что, если нам пожениться?
— Что ты… Думаешь, это возможно?
— Отчего же! Ведь ты любишь меня?
— Люблю.
— Паоло красивый, правда?
— Очень.
— И он хотел помочь тебе, а его за это побили!
— Да.
— Ну вот видишь — значит, Паоло тебя тоже любит, Паоло будет защищать тебя, Паоло сделает из тебя знаменитую балерину.
— Это чудесно, просто чудесно!
— Так ты обещаешь, что мы поженимся?