— Обещаю, Паоло. Но что скажет папа?
— Не все ли равно? Если он не разрешит, я похищу тебя. Мы убежим от него.
— Можно ускакать верхом.
Это предложение несколько охладило Паоло. Он был плохим наездником, и Еленка коснулась его больного места.
Внизу раздался глухой шум. Видимо, кто-то собирался репетировать на манеже. Паоло заторопился.
— Можно верхом, а можно и в коляске. Как придется. А теперь дай мне руку. Обещаешь?
— Раз ты так хочешь, Паоло, — обещаю.
— Честное слово?
— Честное слово.
— Так запомни. Теперь мы с тобой как родные. Если мы расстанемся, если мы с отцом уедем от вас, ты должна ждать — я вернусь и похищу тебя.
— Хорошо, Паоло.
Еленка отнеслась к предложению Паоло как к чему-то само собою разумеющемуся. Паоло ей нравился, он красив, дома говорили, что мальчик отлично работает, а сегодня его ранили, когда он хотел помочь ей. Папа, пожалуй, рассердился бы, но мадам Делалио… Она настоятельно советует ученицам как можно раньше подыскать себе женихов, не то их постигнет участь ее дочерей.
Внизу появился господин Гамильтон и крикнул кому-то, что манеж свободен. Из-за кулис выглянул младший Гевертс. Паоло пожимает Еленке на прощание руку. Оба поднимаются. Мальчику приходит в голову поцеловать Еленку, но они стоят на краю ступеньки и еще, чего доброго, упадут. Спускаясь вниз, Паоло говорит:
— Вашку не объяснял тебе, как надо прыгать на лошадь?
— Нет, Паоло, он мне только показывал, но ничего не говорил.
— Мог бы и объяснить. Я ему вчера все растолковал. Но он, верно, ничего не понял. Зелен еще!
— А как надо прыгать, чтобы папа не сердился?
— Так и быть — скажу, знай мою доброту. Ты зря стараешься встать на лошадь сразу обеими ногами. Нужно левой оттолкнуться, а правую подогнуть во время прыжка. Вот так, смотри.
И красивый Паоло делится с Еленкой секретом, который открыл ему вчера Вашек. Еленка пробует — пока только так, примеряясь, а затем мчится домой. Ей хочется петь: она договорилась с Паоло и станет, когда вырастет, прима-балериной. Паоло ее похитит. Паоло — замечательный мальчик, он не боится хлыста и знает, как надо прыгать.
Обитатели «восьмерки» частенько в отсутствие Восатки обсуждали случайную встречу с доном Хосе Лебедой. Для них приоткрылась завеса над прошлым, о котором их товарищ никогда не рассказывал.
— Подумать только, — покачивал головой Карас, — в каком пекле побывал человек.
— Я же говорил тебе, — поддакивал Керголец, — у этого малого биография почище, чем у самого Наполеона. Знает почем фунт лиха!
— Мне нравится, — добавлял Буреш, — что он претерпел много мытарств во имя идеалов. Это очень важно и говорит о том, что наш земляк не просто авантюрист. У человека должны быть идеалы!
— Ему бы описать свои приключения, — заметил Карас, — небось люди читали бы и пальчики облизывали!
— Э, полно, — буркнул в сердцах Малина, — ты никак хочешь подбить честного тентовика заделаться писакой? Этакой мерзости у нас еще не водилось.
— А не худо бы что-нибудь сообразить, — наморщил лоб Керголец. — Человек столько пережил, столько перевидал — чертовски жаль, если все пойдет прахом.
Керголец не бросал слов на ветер. Язык у него был подвешен неплохо, но попусту он им не молол. Он обладал живым и сметливым умом, мозг его всегда порождал идеи практические. Беседы с товарищами натолкнули его на мысль — поначалу смутную, расплывчатую, которая, однако, вскоре выкристаллизовалась и созрела. И вот, без долгих слов и приготовлений, Керголец отправляется во время одной из стоянок к Бервицу.
— Есть одна идейка, господин директор, — говорит он, сдвинув шляпу на затылок.
Бервиц стоит у своего фургона, без сюртука и жилета, упираясь ногой в ступеньку, перекатывая во рту сигару.
— Ну, выкладывай, Карл, — отзывается он. — Идеями не следует пренебрегать. Из любой что-нибудь да можно выжать.
Бервиц хорошо знает Кергольца и ценит его. Если бы он разорился и ему пришлось все начинать сначала, он в первую очередь прибег бы к помощи этого чеха-шапитмейстера, который так горазд на выдумки.
— У нас давно не было пантомимы.
— Да. Все уже играно-переиграно.
— То-то и оно. Нужно что-то новенькое. Мы ставили одни сказки да «Царицу Савскую», а их впору младенцам показывать. Надо найти такое, что и взрослым будет интересно посмотреть.
— Верно, Карл, я то же самое говорю. Но что именно? Ты что-нибудь придумал?
— Вроде бы да. Сказка не годится, нужно что-то позабористее, из современной жизни, о чем люди все время говорят.
— А есть такое, о чем люди все время говорили бы? Я вроде такого не знаю. Жена без конца толкует о тиграх, дочь — о балете, Франц — о цифрах, госпожа Гаммершмидт — о чулках; из этого пантомимы не сделаешь.
— Факт. Но есть еще война.
— Боже милостливый! Война? Где война? Как бы у нас лошадей не забрали…
— Война в Америке.
— Ах, в Америке! Ну, там пусть себе воюют. Туда мы не поедем. Так, значит, в Америке война! Скажите, пожалуйста. А я и не знал. Мне газетные враки читать недосуг. Кто же с кем воюет? Я всегда думал, что в Америке рай.
— Война — в Штатах. Северяне воюют с южанами. За отмену рабства.
— Ай-яй-яй! Неужели на земле еще остались подобные вещи?!
— Остались, и ими-то как раз все интересуются. В газетах каждый день пишут о каком-нибудь геройстве или злодеянии. Если бы мы поставили к зиме пантомиму на эту тему, она давала бы хорошие сборы.
— Пожалуй, но как ты ее себе представляешь? Нужно, наверно, вывести в ней индейцев, а?
— Индейцев, негров, стрелков, ковбоев, кавалерию. Главное — кавалерия! Можно разыграть целое сражение.
— Обожди, сначала покажем беженцев. Прогоним через манеж овец, гусей и Синюю Бороду с козами. Это всегда пользуется успехом. А потом дадим сражение. Знаешь, Карл, а ведь я мог бы выступить в роли стрелка! Стрелять меня научил еще отец, я все его ружья вожу с собой. Превосходный будет номер! А слона нельзя втиснуть? Я бы тогда стрелял со слона.
— Надо разузнать, водятся ли в Америке слоны. Понимаете, все нужно изобразить как можно натуральнее, veritable.
— Разумеется. Негров мы оденем в марокканские костюмы, а для индейцев перешьем персидские сокольничьи.
— Надо поговорить со сведущим человеком.
— Да, но где его взять? Мы что ни день на новом месте.
— Такой человек ездит с нами, рабочий из моей бригады, Ференц.
— Ференц? Он бывал там? Отлично. Ну, а практически… Он что, сам все и напишет? Я не представляю себе, как это делается, мы всегда играли только виденное у других. Ты подал оригинальную идею…
— Поручите это мне. У нас в бригаде есть еще один толковый парень — Буреш. Уж мы что-нибудь сварганим и принесем вам готовую пантомиму.
