— Мельницу? Какую мельницу?
— Обыкновенную. Которая мелет зерно. Это будет первая и единственная мельница в Москве для свободного помола.
— Как вы сказали? Для…
— Для свободного помола. У вас, например, дома есть, наверное, пайковая рожь.
— Ну, и что из того следует?
— Что? Вы приносите вашу рожь ко мне на мельницу и… раз, два получается мука. Вот и все. Древнейший и гениальнейший фокус.
— Бережков, неужели вы говорите все это всерьез?
— Вполне…
— Не понимаю… К чему вам эта мельница?
— Чтобы разбогатеть. Я хочу быть вольным конструктором-изобретателем.
— Дайте обратно бумагу, которую я вам подписал.
— Нет, Август Иванович, не дам.
Шелест несколько секунд молча смотрел на меня. Я спокойно выдержал этот жесткий взгляд.
— Что же… Вы в конце концов взрослый человек, — проговорил он. Мне остается только пожалеть, что я был в числе ваших учителей. Поступайте, как вам угодно. Но имейте в виду, что я никогда не прощу вам этого!
Я не вслушивался в слова профессора, меня словно нес какой-то вихрь.
— Август Иванович, вы увидите, чего я добьюсь. Не скрою, у меня есть смелая мечта когда-нибудь пригласить вас быть главным консультантом в моей фирме.
— В мучной?
— Нет, мука только начало. Погодите, то ли еще будет!
— Уходите! — гневно сказал Шелест. — Уходите и не вздумайте, когда вас накажет жизнь, прийти ко мне пожаловаться на свою судьбу.
И он повернулся ко мне спиной. Я вышел.
13
Остаток денег, добытых продажей зерна и предназначенных на капитальные затраты, был поглощен перевозкой мотора в особняк. Установив мотор, я сам произвел все электромонтажные работы.
Настал наконец знаменательный миг, когда я включил рубильник. Пробежала голубоватая искра. Она, эта искра, означала, что мотор принял ток. В полнейшей тишине слышалось нарастающее жужжание мотора. Затем я перевел передаточный ремень с холостого на рабочий ход. Жерновок мягко сдвинулся, запел, зашуршал на ходу. Вот он, первый шорох ожившего камня и металла, первый шорох конструкции, которая зародилась в фантазии. Другой жерновок, прилегающий к первому, был плотно насажен на деревянную ось. Я стал осторожно сближать их, уменьшая просвет. Раздался скрежет, посыпались искры, я быстро чуть-чуть развел камни.
Лаская сердце, мельница отлично крутилась, но решающее испытание было еще впереди. Ведь изобретение заключалось в том, что, впервые в мире поставив жернова вертикально, я применил в насечке Архимедову спираль. Будут ли мои жернова молоть, правилен ли принцип?
Зерна, зерна, полцарства за зерно!
Но у меня не осталось ни горсти зерна. Весь мешок ржи был продан. Так случилось, что я оказался без зерна как раз в тот момент, когда оно потребовалось для испытания, когда конструктор готов прозакладывать душу, лишь бы испытать свою вещь.
Но уже вечер. Уже нет времени куда-то бежать, где-то раздобывать зерно. Э, была не была, открою мельницу так. Открою завтра с утра. И произведу испытание из зерна первого клиента. Так ваш покорный слуга разделался с этим затруднением.
Значит, все решено — утром открываю, утром начну молоть! А еще не сколочен помост, по которому, словно заправский мельник, я буду похаживать и посматривать, как идет помол. И не готова вывеска. Надо сейчас же заказать вывеску Маше. Скорей, скорей домой!
Вот когда я оценил дарование своей сестрицы. Откуда-то, чуть ли не с крыши, был притащен старый кровельный лист, Маша послушно выложила на стол все запасы масляных красок, и закипела работа.
— Не жалей, Машенька, красок. Скоро я притащу тебе их целый ящик.
Маша только посмеивалась. Чего только я, будущий богач, не наобещал ей в эти дни!
— Не жалей красок! — повторяю я. — Пиши с выдумкой, с блеском. Стукни прохожего по голове.
Сочинив текст вывески, я отправился во двор, нашел в сарае несколько досок и, взвалив их на плечо, потащился по ночным улицам в особнячок завершать последние плотничьи работы, возводить помост.
За ночь я не прилег ни на минуту, но к свету — а осенью светает поздно, — к свету в особнячке все было совершенно готово.
Безумно торопясь, я побежал за вывеской.
Меня ожидал шедевр. На темно-синем фоне красивыми золотыми буквами было начертано: «Первая московская механическая мельница конструкции инженера Бережкова».
Однако при первом же взгляде на вывеску я почувствовал, что мимо нее можно пройти равнодушно, едва скользнув по ней взглядом. Озаренный вдохновением, я, несмотря на протесты сестрицы, намалевал внизу крупными буквами: «Свободный помол».
Затем, наскоро позавтракав, я потребовал, чтобы Маша по дороге на службу помогла мне водрузить вывеску. Мы шли нестерпимо медленно, так как краска на вывеске была еще сырой и приходилось быть крайне осторожными.
Как раз вблизи особняка высился толстый столб, уцелевший от былого забора. Я давно присмотрел его для вывески. Но лестницы у меня не было, и поэтому с приколачиванием вывески, прочно набитой на примитивную деревянную раму, мы опять-таки провозились довольно долго. Наконец все завершено.
Я отбежал на противоположный тротуар. Магические слова «Свободный помол» были ясно видны и оттуда.
Итак, мельница открыта!
Отпустив сестру — пусть отправляется на свою службу, — я остался у мельницы один. Вошел в особняк, взобрался на помост и встал там, ожидая клиентов.
14
Я долго стоял, снедаемый огнем ожидания. Но клиентов не было.
Несколько раз я выбегал наружу и впивался взглядом в улицу — то в одном направлении, то в другом, — не приближается ли кто-нибудь с мешком зерна за спиной?
Но люди проходили и проходили мимо. Мне нестерпимо хотелось остановить кого-нибудь — первого попавшегося! — потрясти его за плечи, указать на вывеску и прокричать: «Видишь? Сейчас же беги домой, тащи сюда зерно!» Некоторых я пытался загипнотизировать, но, увы, безрезультатно.
Утешая себя разными соображениями и отнюдь не теряя веры в гениальность моей выдумки, я возвращался в особняк, снова взбирался на помост и ждал, облокотившись на перила. Но клиенты не появлялись. Никто не стучался, никто не приходил.
Много мечтаний и мыслей пронеслось в эти часы ожидания. Думалось о грядущем богатстве, о каких-то великих будущих моих изобретениях.
Вспоминался, конечно, и профессор Шелест, который отвернулся от меня, но когда-нибудь — иначе я буду не я! — преклонится перед моим талантом и удачей.
Однако все эти мысли и мечты лишь слабо мерцали во мне, чуть вспыхивали и потухали. Все они оттеснялись переживаниями, что ведомы каждому конструктору. Никакие мечты о богатстве, о славе, о
