И ведь удалось, почти удалось…перехватили танковый роллен-бан, по которому можно катиться прямо до стен Moskau,только опять какие-то бродячие Kosaken всё портят…Ну, сейчас мы их СОМНЁМ…
Унтер высунулся из командирской башенки и стал крутить ручку сирены…
…..С зажженными фарами, свирепо завывая — как бешеные волки- чёрные силуэты двигались вдоль берега Друти…
Рядовой Мышлаевский изысканным движением приложил к глазам театральный лорнет (подарок графини NN, как он говорил. На самом деле пьяная графиня забыла его в такси, а отдавать ей Удав не стал- потому что графинюшка всё такси при этом изволила заблевать, и Виктор оставил его у себя в качестве компенсации морального вреда.)
Минуту полюбовался из башенного люка на открывающуюся картину — и не одобрил ея: «Декадентство какое-то, скажи, Коля?»
Клюге фон Клюгенау: «Натюрлих, Виктуар…господин полковник (переводчик-подполковник, конечно, но…Вы же понимаете?) не пора ли испить лафиту?»
Вершинин, почти весело: «Да зачем же? Смотрите, какая прелесть сама к нам на кукан лезет…ути- ути-ути… пусенька…давай, иди к папочке…»
Ша-а-арах!! Хлёстко, как бичом- ударил по ушам первый выстрел противотанковой батареи…
Подполковник еще раз подправил прицел и дёрнул за верёвочку (Господа! Я знаю, что немецкая танковая пушка имела электроспуск…а вот подполковник этого не знал…и поэтому маленько кое-что подкрутил отвёрточкой, которую достал из бездонного кармана шинели, кое-что к кое-чему привязал… короче, русифицировал…подковал немецкую блоху!)
Блоха послушно гавкнула. Впереди- погасли фары, а потом за косо падающим снежком что-то стало медленно наливаться бордовым…
«С почином, господа! Вроде, один го…»
Косой росчерк ослепительно-белой молнии…темнота и тишина…
Выявив ценой потери нескольких головных танков огневые позиции русских, немцы обрушили на них огонь самоходной артиллерии…Потом на русские позиции с воем и грохотом рухнул залп шестиствольных миномётов…противопоставить которому русским было нечего…почти нечего…
«Gib, lustiger, Burschen, wir werden die Russen Schweine erdr?cken!» подбадривал своих солдат командир немецкой ХИМИЧЕСКОЙ батареи (в запасе у которого имелись снаряды и с ипритом, и с фосгеном…жалко только, не сезон! На холоде ОВ не так летучи…но если будет Befehl…)
За стуком и звяканием металла никто так и не уловил дробного топота по мерзлой земле…
С визгом, воем, залихватским свистом из сумерек вылетела «Волчья сотня»- в бурках, мохнатых папахах…
«Рубай их, блядей! Мать-мать-мать…»- по-уставному скомандовал сотник Улагай…Проклятые колбасники…смели освистать казачью вольтижировку в Цирке Чинизелли! Расплачивайтесь теперь за непонимание прекрасного!
Раз! «Баклановский» разящий удар сверкает беспощадной молнией… И немецкий офицер, убегающий от Улагая- побежал сразу в две стороны…
И какой — то немчик, перед смертью, сумел поднять ствол MG-34…
Счастливые люди умирают на бегу… Улагай умер- как хотел…не в чужой подворотне, на чужбине- а в бою, за Россию-матушку…
У толочинской церкви Покрова Пресвятой Богородицы не торопясь прохаживался, заложив руки за спину, Деникин.
Время от времени он поглядывал на проносящиеся над головой трассы снарядов, по лошадиному отмахиваясь головой, как от мух, от визга осколков, пятнавших рядом с ним белёную кирпичную стену собора…
Из церковных врат осторожно выглянул невысокий, лысоватый батюшка: «Товарищ…гражданин… извините, не знаю как величать…»
«Антон Иванович!»
«Антон Иванович, зайдите хоть на паперть, всё не на юру…»
«Э-э-э, батюшка… виноватого везде найдёт…На всё Божья воля.»
«А всё ж таки…На Бога, знаете — надейся…»
«Да Вы, батюшка, никак из обновленцев? Может, Вы ещё и партейный?»
«Это Вам виднее, Вы начальство…а только в храм войдите, я Вас очень прошу…»
«Батюшка, здесь, на площади- меня мои солдаты видят. Знают, что я с ними, рядом…Вы ведь во время службы не уйдёте? Вот так и…»
Удар. Проблеск огня…действительно, СВОЙ снаряд- никогда не услышишь…
Подбежавшие добровольцы подняли Деникина, занесли в украшенный к Престольному празднику храм…положили у алтаря…подбежавший санитар разорвал набрякшую кровью шинель, с мясом отрывая крючки…
Расталкивая всех, протиснулся Туркул…Деникин открыл глаза и, роняя из уголка рта тоненькую красную струйку, совершенно спокойно, как на манёврах в незабвенном Красном Селе, произнёс: «Толочин держать до последней возможности!»
Туркул молча поднёс ладонь к виску, отдавая честь командиру…
