Над горами вставало солнце. Вкусный, почти осязаемый воздух медленно прогревался и терял тот синеватый оттенок уходящей ночи, который привносит нечто сказочное, таинственное в картины леса, пушистым ковром устлавшего холмы…
Из дымки восстали, приобретая все более четкие очертания, далекие хребты Кавказских гор. Гордым властелином высился над ними гигант-Казбек в своей белоснежной остроконечной чалме.
Здесь, в низовьях, жизнь еще только просыпалась. Ветерок слегка шуршал ветвями, заигрывая с полусонными птицами, и те недовольно топорщили перышки, чистились, расправляли крылья, готовясь к новому дню, а самые расторопные певцы уже пробовали свои голоса — иволги, синицы, голуби-горлинки. Им всем вторила одинокая кукушка, надолго замолкая после каждого «ку-ку», словно прислушивалась к себе и обдумывала, нужно ли продолжать.
У обрыва на животе лежал человек в натянутой на лицо черной шапке-«чулке» с прорезями для глаз. Углядев что-то вдалеке через перекрестье оптического прицела, он опустил винтовку в траву и поднес к губам рацию:
— «Мономах»! Я «Стриж». Объекты приближаются с юга и севера. Как поняли, прием!
— Понял вас, «Стриж»! Всем приготовиться, ждать команды…
Человек снова прижал приклад СВД к плечу. Такой же снайпер находился сейчас в ста пятидесяти метрах от него, почти напротив, тоже у обрыва. Но этот, второй, был обращен лицом к поднимающемуся солнцу, и потому до поры до времени держал линзу прицела закрытой, дабы не выдать случайно своего присутствия.
«Стриж» проследил, как напарник, сказав что-то в свой уоки-токи, сжал винтовку и приготовился.
Зеленоватый джип армейского образца обогнал автоколонну. Именно тем, кто был в этом джипе, предстояло приехать на место первыми и доложить обстановку.
Фургоны с грузом сильно отставали, петляя по узкой горной дороге.
Поляна еще находилась в тени от восточного склона. Два снайпера, по команде выскочив из джипа, стали карабкаться на уступы, чтобы занять свои позиции для наблюдения. Их движения были четкими и размеренными: не первый раз им приходилось проделывать все это в данном месте.
С противоположной стороны поляны из-за западного склона выехал закрытый «Hummer». Встречающиеся стороны узнали друг друга. Те, что прибыли первыми, передали по рации в головную машину автоколонны, что все чисто и встреча состоялась. Несмотря на легкую напряженность, поведение людей казалось будничным, уверенным.
Четыре грузовика медленно вползло на поляну. Моторы почти одновременно «чихнули», и наступила тишина.
Из фургонов стали выпрыгивать люди…
— «Стриж»! Как слышно?
— Слышу, «Мономах»!
— Как слышно, «Ястреб»?
— Слышно хорошо.
— В восемь — тридцать две снять снайперов!
— Есть!
— Есть!
«Стриж» приподнял руку, следя за секундной стрелкой.
Восемь часов тридцать одна минута пятьдесят секунд… Пятьдесят три… Пятьдесят шесть… Пятьдесят девять…
Два громоподобных выстрела слились воедино. Одновременно рухнули и покатились по скальным камням восточного и западного склонов два снайпера противника.
И это был знак.
Из всех укрытий по людям, окружающим грузовики, началась стрельба. Растерянные, еще ничего не успевшие понять, мужчины заметались по поляне.
Четверо прыгнули в открытый джип и ринулись прочь по той же дороге, по которой они только что приехали вместе с грузом.
«Стриж» и «Ястреб» спускались вниз.
В погоню за джипом выскочила машина «альфовцев», с которой вмиг сорвали камуфляжную сеть. На поляне завязалась отчаянная перестрелка, и уцелевшие бойцы отряда сопровождения прорвались в лес, врассыпную, кувыркаясь в оврагах, ныряя в кусты, падая с криками боли от жалящих пуль.
— «Мономах»! У нас раненый. Троих взяли, четвертый убит! Прием!
— Обойти с северо-востока, часть группы — на запад. Начать перехват. Капкан — в ауле.
— Есть!
Человек в черной маске подал несколько знаков разделившимся группам. На поляне остались грузовики, брошенный «Hummer», джипы «Альфы» и «Вымпела», раненый, пленные и координаторы обеих групп.
Бой перешел в следующую фазу: преследование…
С бреющего над холмами вертолета «Альфы», который только что поднял на борт координаторов, было видно, что убегающие мчатся в одном направлении — в сторону ближнего аула. И преследователи, разделившись, загоняют их туда целенаправленно, словно зверей в настороженную ловушку…
Хусейн схватил автомат. Стрельба приближалась. Слышно было даже крики. Но пока их заглушали вопли напуганных женщин аула. Жители разбегались по домам.
Усманов выскочил из дома старосты, перепрыгнул, не заметив, забор, оказался во дворе соседа Рустама Удугова. Взревел рвущийся с цепи черный пес. Хусейн пронесся по огороду, спеша к хлеву, где местные содержали рабов.
Укрываясь за постройками, в селение вторглись отстреливающиеся мужчины — почти все, судя по крикам, русские.
Острый речитатив автоматных очередей огласил округу. Жители прижимались к полу в своих домах. Кто успел — прыгнули в подпол. Шальные пули разбивали стекла, калечили убогую мебель. С противоположной стороны аула тоже началась стрельба: круг замкнулся. Бежать преследуемым теперь было некуда.
Прямо навстречу Хусейну из-за курятника выскочил высокий темноволосый мужчина в защитного цвета одежде. Глаза его были безумными от ужаса. Горец успел заметить, что парня преследует человек в черной маске — либо «альфовец», либо «вымпеловец». Не до раздумий. Усманов первым дал очередь в бандита.
— Ложись! — рявкнул на Хусейна спецназовец и, убедившись, что темноволосый мертв, помчался дальше.
Хусейн пополз по-пластунски, однако понял, что так он достигнет цели очень нескоро. А там, у рабов, сейчас начнется ад. Они заперты, их просто покрошат, если ворвутся в хлев…
И, когда он, оторвавшись от дерева, перебегал улицу, хлесткая, короткая боль прошила его висок…
Старый Махмуд, опираясь на свою палку, торопливо шел к хлеву. Стреляли пока еще далеко, и он успеет.
Бледное, перепуганное лицо сторожа-Вахи.
— Х’унда сацу?! Винтов’к таса! Даувал цигара![66] — скомандовал дед, махнув рукой в сторону леса, за огороды.
Мальчишка выронил оружие, заметался в секундной растерянности и ринулся прочь со двора в указанном стариком направлении.
Аксакал засеменил к воротам хлева, отодвинул засов.
