задумавшись о чем-то своем. Потолочный свод над эскалатором отделан панелями, создающими зрительный эффект взлета ввысь. Ты словно стартуешь в небеса, даже голова слегка кружится, и ты невольно придерживаешься за резиновый барьер…
А здесь (на этом самом месте, вспомнила Рената) тогда сидел парнишка и играл «Вальс-бостон» Александра Розенбаума. В этом переходе тоже почти ничего не изменилось…
Однокурсник Саши оказался долговязым блондином с широкими плечами, квадратным хмурым лицом и круглыми очками в стиле Пьера Безухова. Он пропустил гостей в свою однокомнатную квартирку и хватко пожал руку приятеля.
— Ну. Привет! Ты где. Пропал.? — «печатал» он отрывистые, очень членораздельные фразы трубным, слегка раскатистым голосом. Это было похоже на сеанс чревовещания. — Сто лет. О тебе. Не слышал.!
— Знакомьтесь: Миша — Рената, — Саша повел рукой от «чревовещателя» к Ренате и обратно.
Миша взглянул на нее колючими голубыми глазами, еще более едкими из-за сильно увеличивающих линз, и, протянув ей ладонь, представился самостоятельно:
— Михаил. Фобосов. Приятно познакомиться.
Рената очень постаралась удержать свою улыбку в пределах приличия: его манера «вещать» ужасно ее смешила, а тут еще и «Фобосов».
— У вас такая фамилия… веселая! Редкая, в смысле…
Хозяин остался невозмутим, словно верблюд. Это сходство было еще более сильным из-за его манеры держать голову все время чуть откинутой, взирать свысока и медленно пожевывать жвачку.
— Это — не фамилия. Это — псевдоним. Я — журналист.
— Очень приятно, — понимающе кивнула девушка.
— Заходите на кухню. Ребята.
Поставив чайник на газовую плиту, Фобосов пристально оглядел Сашу:
— Ну, Александр. Продолжаешь удивлять. Рената — супруга твоя?
— Да. А ты, я так посмотрю, сменил образ жизни, — телохранитель выглянул в окно.
Ренате это его «да» очень понравилось, и она слегка улыбнулась.
— Есть. Такое. Дело., — согласился журналист, вертя на безымянном пальце левой руки обручальное кольцо.
Девушка отметила неосознанный жест и поняла, что Михаил развелся и, похоже, недавно. Первое время после расставания с Ником — пару месяцев, наверное — она тоже носила «обручалку» на левой руке, а потом и вовсе избавилась от нее. Да и в квартире Фобосова царил сумбур холостяка, еще не обвыкшегося с холостяцкой жизнью. Чего стоило только мусорное ведро, из которого все валилось, причем, судя по всему, не первый день…
— Где же. Ваши. Вещи.? — хозяин поднялся и принялся чинно разливать кипяток в три чашки, завершив процесс выцарапыванием остатков растворимого кофе из жестяной банки.
Хоть бы еще поинтересовался, пьет ли девушка кофе! Самопогруженный тип, ничего не попишешь!
— Все вещи ты видишь на нас, — садясь на табуретку и откидываясь на стену, ответил Саша. — Нам нужна небольшая помощь, Миша…
— Тачка — нужна. Угадал? — Михаил победно сверкнул очками. — Бери! Для. Тебя — не жалко.
— Нет, тачку не нужно. Пусть Рената побудет здесь, пока я отлучусь. Ты не против?
— У? — тут Миша понял, что теперь пора отвечать: — А! Ну да! Неужто. Мне жалко.?
— У нас неприятности…
— Я уж. Понял., — согласился журналист. — Судя по вашему. Виду. Вы бегаете от. Серьезных дядей. В пиджаках свободного покроя.
— В общем, да. Точно, что не от нахаловской[10] шпаны…
— Пошли. Покурим. Расскажешь.
Пока мужчины разговаривали на балконе, девушка огляделась. Похоже, до Фобосова здесь жила какая-то старушка. Рената подошла к комоду и потрогала пальцем непонятное стеклянное украшение в виде чересчур удлиненной трехгранной пирамиды с цветным узором внутри.
Девушка заглянула в шкаф, отыскала выстиранное, но не проглаженное полотенце и пошла в душ. Побоявшись взглянуть на себя в зеркало, она забралась в ванну и сразу же подставила под воду тусклые от пыли рыжие волосы. Горячие струи бежали по ее телу, нежная кожа покрывалась пупырышками, и отчего- то вспомнилось раннее детство — то, как мама купала ее, маленькую, в детской ванночке…
Рената опустила глаза и провела ладонью по груди — юной, литой, совершенной формы. Прикосновение было приятным, будоражащим. Всего за три дня, проведенных с Сашей, она изменилась, ощутила в себе женщину, по-настоящему любимую, нужную тому, кого и сама любила, страстную. Какими же детскими, оказывается, были их отношения с Ником! Она и не подозревала об этом прежде. Юношеская влюбленность, ранний брак, потерпевший фиаско. Николай был, в общем-то, неплохим парнем, но он и в грош не ставил ее как женщину. Видимо, того и нужно было кому-то, кто ткал нить Ренатиной судьбы… Возможно, если бы не случился тот развод, то с нею не произошло бы и всех этих страшных событий. Но тогда она не встретилась бы с Сашей. Как все запуталось…
Когда она вышла, Фобосов уже уехал по своим делам. Саша переоделся в Мишины вещи и тоже готовился в путь. Рената улыбнулась: джинсы и кожаная куртка очень шли телохранителю. Ее телохранителю.
— Хорошо выглядишь, — прошептала она, подходя и обнимая Сашу за талию. — Может, не стоит тебе ехать одному?
— Я оставлю тебе пистолет, — молодой человек коротко поцеловал ее и погладил по щеке. — Не переживай.
Рената уткнулась лицом в его плечо — с незнакомым запахом чужой одежды. Риском было с их стороны ходить по Москве с оружием, где их мог задержать и подвергнуть тщательному обыску любой патруль. Но что поделать: опасность остаться беззащитными пред лицом врага перетягивала чашу весов.
— Я не о том. Возьми меня с собой в «Шереметьево»…
Саша отрицательно покачал головой:
— Побудь здесь! Я постараюсь вернуться засветло… Угу?
Он лишь на секунду приостановился возле зеркала в прихожей, чтобы зачесать пальцами со лба уже слишком длинные волосы.
Спустя два с четвертью часа телохранитель добрался до «Шереметьево». Дорожные «пробки» выматывали даже привыкших к ним москвичей. Саша пытался подремать в такси, которое подолгу застревало на каждом перекрестке, и не мог. Наконец в здании аэропорта, в камере хранения он отыскал ячейку под номером «2408» и набрал шесть знаков кода, который знал на память. Дверца открылась. Отсек был пуст. Саша сжал упрямые губы, отвернулся и машинально сунул руки в карманы куртки. Он был в замешательстве, не мог поверить своим глазам. Все их с Ренатой надежды сгорели. Где теперь искать пресловутый «дипломат», ставший «яблоком раздора» для множества людей?
Постояв несколько секунд в раздумьях, Саша захлопнул камеру и удалился.
Евгений Борисович Котов прилетел в Чебоксары отнюдь не из-за желания полюбоваться великой русской рекой. Сведения, поступившие к нему от исполнителей, были крайне странны и противоречивы. Невыполнение простого задания чебоксарцы аргументировали каким-то бредом мистического толка, и новосибирский воротила не мог так просто отвернуться, не разобравшись, в чем дело.
Худощавый, нескладный, но с иголочки одетый мужчина сошел с трапа и пересел во встречавший его автомобиль. Котов был недоволен. Однако его лицо — благообразное лицо типичного политика (хотя, в отличие от многих своих конкурентов, к политике он не имел почти никакого отношения) — хранило бесстрастность. Если Скорпион, Константин Серапионов, давний враг Евгения Борисовича, был человеком опасно-ироничным, Рушинский — азартным игроком, а Стас Саблинов — желчным скандалистом, в прошлом профессором ядерной физики, который мнил себя непризнанным гением, то Котов отличался от них некой «серостью». Иными словами, он не позволял узнать свой истинный характер никому, в том числе — ни
