больной старался хранить неподвижность. Однако пострадал он не зря: это дало ему возможность увидеть, что называется, «вживую» своего неприятеля.
Молодой человек вошел в отцовскую палату.
На Андрее был расстегнутый черный плащ, шикарный английский костюм и сияющие туфли, словно только что из магазина. Держался он соответственно своему гардеробу: военная выправка, гордо откинутая голова, взгляд превосходства. Одним словом — красавец. Константин Геннадьевич гордился единственным сыном неспроста.
— Что произошло?
Серапионов-старший отмахнулся:
— Присядь-ка, Андрюша, разговор к тебе есть. Надо же, до чего похож, а! Я тебя так давно не видел, что и забывать начал…
Невозмутимый Андрей лишь едва заметно качнул бровью:
— Похож — на кого? — и воспользовался приглашением сесть.
— Разве ты еще не виделся с Витей? С Викторниколаичем?
— Нет. Я напрямую к тебе из Толмачево, — молодой человек пристально разглядывал отца.
— Холодно нынче?
— Ничего. В Пулково показывало десять, у вас тут — семь…
— Ну, курорт, курорт, — усмехнулся отец и поморщился от боли в шее. — Значит, Витя тебя не встретил…
— Нет. Прислал водителя.
Тут в дверях раздался грохот, не приличествующий больничному распорядку, и крупный, дородный Рушинский ввалился в палату:
— Это че ж за шум, а драки нету? А, Андрейка! Встретили тебя? Все путем? Ну-ну!
Сын Константина поднялся и пожал руку отцовского компаньона.
— Покажи ему, Витя, — распорядился Серапионов-старший.
— А, ну да! — Рушинский полез во внутренний карман пиджака, толстыми негибкими пальцами выловил две фотографии и протянул Андрею. — От, как облупленные! Оба!
Молодой человек взглянул на снимки.
— Ну и что?
Он хотел вернуть карточки, но Виктор Николаевич втолкнул их обратно в руки Андрею и ткнул пальцем в фотографию мужчины:
— Никого тебе не напоминает?
Андрей присмотрелся:
— Нет, знаете ли.
— Да ты к зеркалу подойди! — прогудел Рушинский.
Сын Константина бросил взгляд на отца, снова на Рушинского, еще раз изучил снимок.
С фотографии спокойно смотрит молодой мужчина — может быть, чуть старше Андрея — приятной наружности, но ничего особенного. Шатен. Видно, что уверен в себе, без «заморочек». Глаза светлые. Точней, не столько светлые, сколько ясные. Вот и все. Если старшие намекают на его сходство с Андреем, то они ошибаются.
На втором снимке — девчонка. Серапионов-младший не стал приглядывался, но, кажется, смазливая.
— Дело тут не в чертах лица, — заговорил Константин и показал Рушинскому на столик. Виктор Николаевич взял стакан и вставил трубочку в рот больному. Напившись, Серапионов-старший продолжил: — Это поправимые детали, к тому же, у вас с ним много общего даже и так. Дело в другом — в том, по чему одного человека легко отличить от другого. Манера двигаться, осанка, взгляд. И вот здесь вы с этим парнем — просто как родные братья.
На лице Андрея отразилось сомнение. Он понял, о чем толкует отец. Неважно, что сам Андрей — яркий брюнет, каким в молодости был и Константин Геннадьевич. Неважно, что глаза у него черные, а не серые, что нос с горбинкой и слегка шире, чем у этого, на фотографии. Дело, вот именно, в другом. В том, что на Руси зовется
— Что потребуется от меня? — спросил он.
— Есть у меня в Академе приятель, хирург-пластик… — объяснил Рушинский. — Я уж отцу твоему со Стасом рассказывал о нем. Поразительный талантище! Безнадежные партии выигрывал: кислота, ожоги всех степеней, врожденные уродства… Умница, словом! Он из мертвого способен куколку сделать… И по гроб жизни мне обязан: я его сына от подрасстрельной статьи как-то отмазал. Дурик пятью годами отделался… Так что решайтесь, молодые люди. Делать так делать.
— Вы предлагаете мне сделать пластическую операцию под этого субъекта, правильно я вас понял? Зачем?
— Очень уж нам нужно как можно скорее у этих шустряков диск один нехороший забрать. Костя, батюшка твой, на днях в Чебоксары ездил, разобраться, что там да почему — дак вот лежит теперь, вишь, в ошейнике… Ох, Костя, и похож ты нынче на Ремарка моего, когда мы ему похожую штуку после операции надевали, чтобы шов не облизывал! Хе-хе! Шучу! Шучу! Но уж больно юморно ты смотришься, прости меня, грешного… Так вот, надобно парня этого устранить, а место его занять и у девки все вызнать. Так-то ведь, по глупости, может и заартачиться, настрой у нее подозрительный: бате, вон, твоему говорит, мол, пристрелите, ничего не скажу. Кто ее знает, что там в голове у нее? Может, за отца отомстить хочет? В общем, чтобы меньше потом с нею мучиться и не рисковать, что она счеты с жизнью вот-вот сведет, а диск неизвестно где останется… Если не заметит подмены телохранителя, то, скорее всего, в разговоре у вас и всплывет, где тот «дипломат»…
— Как насчет голоса телохранителя? — уточнил Андрей.
— Га! Андрюша! Ты голос своей домработницы шибко запоминаешь?!
Но отец уже понял мысль Андрея и молчаливо согласился.
— Я хотел сказать, что двое — красивая женщина и молодой мужчина — долгое время вместе. Отсюда неизбежны более близкие отношения, чем между хозяйкой и телохранителем. И, как следствие, она не перепутает ни с кем его голос, манеру говорить… Это — женское, и с этим надо считаться.
— Будешь больше молчать. Это уже на твое усмотрение, в конце концов, тут я тебе не наставник.
— Андрей, — вмешался Константин Геннадьевич. — Голоса у вас похожи. Я не стал бы по-другому все это городить, уж ты мне поверь. Голоса у вас похожи…
— Хорошо. Но я совершенно не знаю деталей этого дела. Где и когда можно ознакомиться?
— Ну, как раз на это у тебя будет целая неделя после операции! Всё, всё предоставим! — Рушинский был полон оптимизма. — Заодно и отдохнешь от работы… перед новой работой, хе-хе… Как бы только Кощеевы ребята на них раньше не вышли, вот этого опасаюсь!
Тут вмешался Серапионов-старший:
— Есть у меня сведения, что «шестерил» Кощея кто-то хорошо пугнул в Чувашии. Когда мы вернулись на то местечко, где у них с нашим Терминатором состоялся бой, трупаков там было больше, чем на Куликовом поле… Нет, не под силу такое одному калеке сделать. Я уж в мистику не верю, но мысли у меня такие, если честно, грешным делом в голове мелькнули, когда все это увидал… Похоже на то, что им кто-то помогает.
— Ага! — радостно отозвался Рушинский, располагая свое грузное тело на диванчике возле койки больного, и зашипел замогильным голосом: — Мертвые с косами вдоль дорог стоят. И тишина!.. — он смеялся в одиночестве: Серапионовы, отец с сыном, без улыбки смотрели на него, однако толстяка это не смутило. — Стас правильно сказал: это может быть еще одна команда, что охотится за диском. Вот пока они друг друга месили, Сокольникова с секьюрити своим под шумок и смотались. Без этих ваших мистификаций.
