— Что это… У меня нет никакого клавесина, — изумленно прошептала Гретхен, — откуда он тут…
Она шагнула к инструменту, чтобы потрогать его и убедиться, что ей не померещилось; на ходу снова врезалась во что-то, пошатнулась и вцепилась в это «что-то». Это была спинка ее собственной кушетки с пушистой обивкой. Гретхен в смятении озиралась — у нее не было такой комнаты в квартире. Позолоченный клавесин? Яркие полотна Брейгеля на стенах? Резная дубовая мебель? Двери с готической резьбой? Ворсистые шелковые занавеси на окнах?
— Это же квартира Раксонов, этажом ниже. Я знаю ее, я там бывала. Значит, я вижу то, что сейчас видят они… Выходит, это правда? Боже мой! Неужели он не обманывал меня?!
Она закрыла глаза, но как сквозь дымку продолжала видеть квартиру Раксонов. А позади теснились все более смутные, уходящие вдаль картины других жизней: комнаты, улицы, люди, сумбур движений, форм, цветовых пятен. Раньше ей тоже показывали это кино при закрытых глазах, но она всегда считала свои видения абсолютной зрительной памятью — весьма полезным качеством, необходимым при ее блестящей работе с психодинамикой реального мира. Теперь же она узнала правду.
Ее снова начали сотрясать рыдания. Она ощупью добралась до кушетки и в отчаянии рухнула на нее.
— Боже, Боже мой! Боже мой! Я урод! Лучше бы мне умереть…
В конце концов истерика отпустила, Гретхен вытерла глаза, к ней вернулась отвага, и она решила, что справится с осознанием своего уродства. Трусихой она никогда не была. Но когда она открыла глаза, ее ждало новое потрясение: она ясно увидела свою гостиную — только все предметы в ней были теперь в серых тонах. А еще она увидела господина Хоча, который стоял в дверях, приветствуя ее стеклянной улыбкой.
— Блэз?..
— Мое имя Хоч. Можешь называть меня господин Хоч, крошка.
— Блэз! Бога ради! Не меня! Ты не мог выследить меня! Я не оставляла за собой запаха смерти!
— Я помню, дорогая моя, что мы уже встречались, но боюсь, что позабыл, как тебя зовут. Меня занимали более важные материи, сама понимаешь. Довольно неожиданно — вдруг ты тоже преисполнилась важности для меня.
— Я Гретхен. Гретхен Нунн. И у меня нет жажды смерти.
— Приятно возобновить наше знакомство, Гретхен! — Его учтивость отдавала хрустальным звоном. Он сделал один шаг по направлению к ней, потом другой.
Она вскочила и заслонилась кушеткой.
— Послушай же, Блэз, ты вовсе не господин Хоч. Нет никакого Хоча — ты доктор Блэз Шима, знаменитый ученый. «Ароматические углеводороды» и… и… Ты главный химик-парфюмер компании «ФФФ», создатель множества самых модных духов…
Продолжая отвечать ей морозной улыбкой, господин Хоч начал опустошать свои карманы: вынул веревку со скользящей петлей, лазерный резак, маленький распылитель с ярлычком CN[7], блеснувший скальпель, старинный пистолет калибра восемь миллиметров, помещающийся в ладони. Аккуратно разложил все это на журнальном столике возле кушетки.
— Блэз, — умоляла она, — я Гретхен, твоя Гретхен из Гили. Мы уже два месяца любовники, ну вспомни же. Ты сегодня сказал мне о глазах. О том, что я слепая. Ты же не мог это забыть!
— Разные люди хотят умереть по-разному, — задушевно сообщил господин Хоч. — Это в конце концов, последнее в их жизнях решение, и они имеют право на некоторую разборчивость. Я и пытаюсь предоставить обилие возможностей. Посмотри, дорогая моя, что тебе больше нравится? Можешь не торопиться. Не бойся. Я помогу тебе расстаться с жизнью. Возьму все хлопоты на себя.
— Езус-Мария, Блэз! У тебя в голове помутилось! Ты в отключке, в фуге! Раздвоение личности…
— Если предпочтешь веревку, то мы найдем, куда ее понадежней прицепить, что-то способное выдержать… около пятидесяти пяти килограммов, верно? Если хочешь свернуть себе шею, я подставлю стул, чтобы ты могла с него спрыгнуть. А если тебе по душе медленное удушье, то я помогу тебе — свяжу руки. Я исполню любое твое желание.
— Блэз, ты одержим безумцем, которого неудержимо влечет феромон, но я не оставляла запаха самоубийцы! Как я могла!
— Если больше нравится газ, то вот цианид — нажми на кнопку и разок вдохни. Некоторым нравится выпить глоток яда. Мы можем насифонить газа в стакан воды, синильная кислота валит, как удар молнии. Один глоток — и твое желание исполнится. А здорово я придумал, правда? Два вида смерти в одной таре.
— Блэз, о Господи! Я вовсе не хочу умирать!
— Нет, хочешь. Рад выполнить твое желание. А как насчет симпатичной теплой ванны и вот этого? — Он рассек воздух сверкающим скальпелем. — Запястья или сонная артерия на твоем горлышке? Подумай только, последняя ванна в жизни — никогда больше не беспокоиться, есть ли вода! А вот, гляди, два пистолета! Выстрели или сожги себя. Просто нечего больше желать, ведь правда? Господин Хоч пришел помочь!
— Не-ет!
— Ты позвала.
— Нет!
— И я пришел к тебе.
Она пятилась прочь от его завораживающей улыбки. Господин Хоч стоял на месте, совершенно неподвижный, и его уверенность была исполнена жути. В ней была неумолимость. Он знал, что Гретхен хочет умереть. Он знал, что она не может не соблазниться одним из орудий самоубийства. Он знал, что немножко терпения — и он поможет ей умереть и будет наблюдать за ее агонией. Он стоял совершенно неподвижно, с неколебимой уверенностью самой смерти.
— Иисусе! — воззвала она. Шагнула вперед, помедлила и кинулась мимо него к двери. Почти проскочила, но врезалась в двух ухмыляющихся мордоворотов, плечом к плечу загородивших проход.
Вдруг Гретхен поняла, что все цвета в комнате стали яркими. Бандиты вцепились в нее и крепко держали, пока она беспомощно отбивалась, пытаясь вырваться.
Они обратились к господину Хочу на говорке Гили, поверх ее головы:
— Нашевам парень привет мужикты приятель.
— Блэз! Помоги мне! Господин Хоч словно не слышал.
— Опять вы! — фыркнул он.
— Ну ты ваще парень приветмужик тыприятель ваще оторвал телку впорядке тыпарень ваще.
— Да все при ней ну ваще как упакована мы такое уважаем ты парень мужик ваще.
— Не то что три пустышки парень ваще мы зря тебе спасибо сказали так что вали теперь из Гили парень спасибо мужик и чеши домой ваще.
— Ну почему мне даже не посмотреть, как она умирает, — обиженно заныл господин Хоч. — Они меня зовут. Я прихожу. Я приношу все, что им только может понадобиться. Я делаю всю черную работу, — а потом вы всегда меня отсылаете. Это нечестно! — Он, казалось, вот-вот заплачет.
— Не бухти мужик ваще нам тебя беречь надо ищейка ты наша кто еще нас наведет на такие цацки и ваще.
— Это нечестно!
— Ну ежели нас сцапают то ваще конечно ты потянешь за всех как ты наводчик ваще мужик.
— И все равно, это нечестно.
— Домой вали парень тут весь хабар наш так что не чалься мужчик а то мы тебя отчалим ваще.
— Мы тебя знаем в натуре а ты ваще о нас ни разу так мы на тебя стукнем и хана а ты никак нас не заложишь понял.
— Я знаю, кто я, — напыщенно произнес господин Хоч. — Я — господин Хоч, податель смерти, и полагаю, что вправе смотреть, как они себя убивают. — Его начало распирать от искреннего негодования.
— Ну все ну ваще ну ясно же вдругорядь все твое ну ты мужик ваще.
— Вы всегда так говорите.
