— Некоторые новобрачные, как мне говорили, следуют обычаю Ночи Тобиаса.
— Возможно, в деревне. — Рэнд надеялся, что Грейдон и МакКоннелл, которые плелись где-то сзади, не слушали особенно этот обмен репликами. Он очень легко разнесется по двору как грубая шутка. Ночь Тобиаса была древним ритуалом, иногда соблюдаемым набожными людьми. Кроме пылких молитв, произносимых стоя на коленях на жестком каменном полу, он включал воздержание от близости свадебной ночью в честь святого Тобиаса, известного своим строгим обетом безбрачия. Такая перспектива его не прельщала.
— Привыкнуть друг к другу под ее воздействием кажется цивилизованным, — упорно продолжала она.
— Это будет для меня мукой, если придется делить одну комнату, одну постель без возможности прикоснуться.
— Такие испытания, говорят, хороши для души.
— Чья душа это будет, моя или ваша? — спросил он. — Ваша, полагаю, не требует очищения, а богохульство, которое я, безусловно, совершу, очернит мою. Кроме того, король приказал провести и свадьбу, и брачную ночь.
Ее взгляд ошпарил бы шерсть со шкуры кабана, хотя вспышка чего-то, похожего на страх, пробежала через него.
— Вы подчинитесь его воле, несмотря на возможность оставить после себя ребенка, если это обвинение в убийстве обернется против вас?
— Или из-за этого, — спокойно ответил он. — Брэсфорд перейдет к вам, если от нашего брака будет ребенок, который его унаследует, и я пришел к выводу, что вы сумеете управлять поместьем. — Сейчас Рэнду хотелось видеть ее беременной, такой же умиротворенной и красивой, как сама мадонна.
Если она оценила его уверенность в ней или поняла его мечту, она не показала этого.
— Так вы не согласитесь.
— Нет. — Он дал простой ответ, хотя мог, если потребуется, быть более убедительным.
Она подняла подбородок и сказала отчужденным, четким голосом:
— Тогда я не думаю, что могу дать вам знак моего расположения для турнира.
Она думала отказать ему в публичном расположении, если он не согласится воздержаться от личного, дарованного ему в соответствии с их клятвами. Гнев, вызванный этой угрозой, прожег ему тыльную сторону шеи, отдаваясь в висках странной пульсирующей болью. Отвергнуть с презрением его просьбу? Принесет ли это ей какую-нибудь пользу?
Он понимал, что у нее есть опасения и страхи по поводу брачной ночи, но он не был животным, чтобы получать удовольствие, не давая ничего взамен. Он ждал дольше, чем ему хотелось, чтобы сделать ее своей женой. Разве она не осознавала, что он мог овладеть ею прошлым вечером, взяв ее там, в саду замка, на грядке мяты и петрушки? Он откладывал ради нее, потому что думал, что она предпочтет комфорт, и уединение, и уверенность. Он не будет ждать ни мгновения дольше, чем нужно.
Она просчиталась, если думала отказать ему в чем-то. Он получит знаки ее расположения, все до единого так или иначе.
* * *
Изабель негодовала про себя, сидя на почетном месте за высоким столом на свадебном завтраке. Как она презирала свое положение пешки в игре короля, передвигаемой туда-сюда, приносимой в жертву по его королевской воле.
Эти слова Генрих использовал во время аудиенции в своей Звездной палате, слова, которые дали Брэсфорду такую власть над их свадебной ночью. Это был приказ короля, чтобы союз был консумирован. Это и традиция, конечно. Предполагалось, что женщины должны быть уступчивыми в этих делах, отдавая свои тела в руки мужей без малейшего протеста или роптаний.
Это было невыносимо.
Тем не менее она должна это вынести. Что ей еще делать? Она не могла убежать, поскольку женщина одна на улицах или дорогах находилась во власти любого мужчины. Если она попросит защиты, любой джентльмен, достаточно сильный, чтобы похитить ее у мужа, может оказаться хуже, чем Брэсфорд. Воззвание к королю было бесполезно, так как он же и приказал ей подчиниться.
Единственным человеком, на которого она могла рассчитывать, была она сама. Она еще может найти способ избежать того, что должно случиться. Но если нет, тогда она могла, по крайней мере, убедиться, что была не единственной, кто страдает.
— Вина? — спросил ее муж, предлагая золотой кубок, который они делили как почетные гости.
— Спасибо, нет, — сказала она кратко. Она не могла есть, и не будет пить на пустой желудок. Ей нужны были ее мозги.
— Вы не проглотили ни кусочка. Вы так заболеете.
— Я тронута вашей заботой, хотя и запоздалой.
Его улыбка была такой же холодной, как и ее тон:
— Ваше здоровье представляет для меня большой интерес. Я не хочу иметь невесту, упавшую в обморок.
— Тогда, может быть, вам поискать где-нибудь в другом месте.
— Или приложить дополнительные усилия, чтобы оживить вас. Мне интересно, что можно получить помимо поцелуя. Я мог бы, например, обнажить грудь и проложить языком дорожку от...
Шок и что-то более опасное пробежало по ее венам.
— Прошу вас! Кто-нибудь услышит.
— И это его развеселит, я не сомневаюсь, но что странного? Мы женаты, в конце концов?
— Мне не нужно напоминать, — сказала она взвинченным голосом.
— Не могу согласиться. Видимо, вам нужно напоминать об этом почаще. Получив благословение Генриха, будет большим удовольствием восполнять недостаток каждый день, каждую ночь, утром и в полдень. Пойдемте со мной сейчас, и я покажу вам...
— Ничего! Вы не покажете мне ничего, так как еще целый день впереди, прежде чем мы должны...
— Не так, — поправил он ее, его черты были неподвижными и темными. — Нет установленного часа. И это вы, кто
Не утренняя жара позднего августа в зале заставила ее покраснеть.
— Не говорите глупостей.
— Это вы поступаете глупо, лишая нас обоих, хотя уже ненадолго. Разве вы не испытываете любопытства по поводу того, что вы упускаете? Вы не желаете попробовать до полуночного празднования? — Он потянулся под свисающий край скатерти, чтобы положить твердую, теплую руку на ее бедро.
Мышцы ее бедра дернулись, как будто их ударила молния. Она тоже засунула руку под скатерть и уцепилась за его запястье:
— Я... я согласна подождать.
— Зачем, когда нет нужды?
Он двигал пальцами, собирая ее юбку в складки под своей рукой, поднимая ее выше с поразительным проворством.
— Прекратите это, — сказала она отчаянным, свистящим шепотом.
— Расплатитесь и, возможно, прекращу, — предложил он, дерзость в его глазах была похожа на сверкание стального лезвия. — Поцелуй подойдет.
— Это угроза?
— Вы должны были распознать уловку.
Она распознала, хотя от этого она не стала более терпимой. Он достиг ее подола, так как она могла чувствовать теплые кончики его пальцев, которые скользили вверх по внутренней сто-
роне бедра. Жаркая дрожь пробежала по ее телу вместе с волной паники. Она схватила его за пальцы, но он легко освободился от хватки, продвигаясь выше к месту соединения бедер. Казалось, что все смотрят на них, слегка ухмыляясь, как будто догадываясь, что происходит за высоким столом. Они не могли видеть
